Татуированная кожа   ::   Корецкий Даниил

- Рядом пролетело, свистнуло у самого уха... Второй частью сознания Володя увидел самого себя, лежащего с развороченным лицом на мусоре и обломках кирпича. Бутылка осталась невредимой. Свежая выбоина на кирпичной стене обнаружилась в полуметре левее. - Да он еще и криво бьет, - сказал Вольф. Ладони у него вспотели, сердце колотилось. - За него и рубль заплатить жалко. - Конечно! - поддержал его Погодин. - Не знаю, как забор пробивает, а меня точно чуть не убило! К тому же пока он бахнет, нам уже бошки оторвут! - Чего ж ты его хвалил? - Это не я, я только за Толяном повторял... Это он пистоль расхваливал... - Вот пусть и забирает. Неси это говно обратно. - Завтра отнесу, сейчас Мороза все равно нету. Только ты его до завтра забери - дома родители, куда я его дену? - А я куда? - Да в общем коридоре спрячешь или в кладовке. Кто там его увидит! - Ну ладно... Вольф сунул самопал под рубашку, за брючный ремень, прижал локтем, чтоб не вываливался. Они вышли из развалин и сразу наткнулись на пацанов из соседних домов. - Здорово, Немец! - крикнул Лешка Сонин. - Здорово... Когда кличку произносили без злобы или издевки, Вольф не реагировал. Иначе пришлось бы передраться со всеми. - Это вы стреляли? - пацаны подошли ближе. - Из чего? - Конечно мы, - гордо отозвался Погодин. - Вот, смотри? Он задрал Володину рубашку, тот быстро опустил ее на место, но пацаны успели увидеть черное дерево и блестящую медную трубку. - Покажи, Вовка, - попросил Сонин, но тот как глухонемой быстро прошел мимо. - Зачем сказал? - зло спросил он Погодина, когда они отошли на несколько десятков метров - А чего? Для понта! Больше уважать будут... - Чем меньше понтов. тем лучше! - отрезал Вольф и, не прощаясь, пошел домой Самопал Володя решил отдать на хранение Витьке Розенблиту - он жил вдвоем с матерью, которая не совала нос ни в дела сына, ни в углы своей квартиры Но когда он зашел в длинный обшарпанный коридор, то понял, что сейчас неудачное время для исполнения задуманного пахло горелым, а на кухне бушевал скандал. - Ты, жидовская морда, я тебе сколько говорила мою конфорку не занимать! истошно орала тетя Надя Караваева. У нее было иссушенное злое лицо неудачницы. - Знаю я ваши штучки! Когда проводка перегорела, ты трешку пожалела! Все сдали, а ты на чужом горбу в рай проехала! - Я сдала еще раньше тебя! - кричала в ответ Фаина Григорьевна, но не так громко и зло, что сразу выказывало: характера победить Караваеву ей не хватит. Фаина Григорьевна была полной женщиной с глазами жующей коровы. Она всегда ходила в бумажных бигуди, рваном халате и рваных тапочках, за что чистоплотная Лизхен ее осуждала и даже собиралась подарить как-нибудь, "когда будут деньги", и тапочки и халат. - А конфорки все общие... - Тебе все общее, лишь бы чужое к рукам прибрать! Всю печку засрала, зараза пархатая! - чувствуя близкую победу, надсаживалась Надя. Землистое лицо разрозовелось - такие стычки доставляли ей явное удовольствие. Но тут за Фаину Григорьевну, не выдержав, вступилась Лизхен, которая обычно соблюдала нейтралитет. - Чего орешь, дура! - с размаху швырнув нож на изрезанную выцветшую клеенку, напористо закричала она. - Или со вчерашнего не протрезвела? Думаешь, если тайком пьешь, то никто не видит? Вон, полная сумка бутылок! Общие конфорки, общие! Характером Лизхен не уступала Караваевой, и та сразу переключилась на более опасную противницу. - А, немчура за жидовку заступается! - Надя уперла руки в бока и ядовито осклабилась, открывая плохие зубы. - В войну вы их расстреливали, а теперь из одной чашки пьете! Такие же сволочи! Услышав последнюю фразу, из комнаты выскочил Генрих. В одних тренировочных штанах, босой, с перекошенным лицом и вытаращенными глазами. Володя никогда не видел отца в таком виде.