Ковыль - трава степная   ::   Титов Владислав Андреевич

Мать твоя с председателем женихалась, вот ты и нагулянный! И Иван Ильич отец твой! Только он не хочет с вами вместе жить! Нужны вы ему были!

В глазах у Женьки помутилось.

- Кащей проклятый! Брехун! - крикнул он и с кулаками бросился на него.

А дома отчаянно плакал на руках у матери и клялся, что убьет Кащея, а заодно и председателя колхоза Ивана Ильича, чтобы не о ком было разводить сплетни...

"Без отца... А если и Наташа так же скажет моей дочери? Но ведь я живой, и я ее отец. И Иван Ильич живой, ион мой отец. Но ведь у них совсем другое. Мать с ним не жила вместе. В их жизни война была... Вот я и оправдание нашел. Сам себя оправдал. А Людочка какое оправдание найдет? Захочет ли искать? И нужно ли будет ей оправдывать меня? Может, просто решит: нет его - и привет! Паутина какая-то... Без отца... Что ж я, убит, похоронен?"

Полоса деревьев кончилась. В блеклом свете луны лежало широкое поле скошенного хлеба. Убегающие вдаль и сходящиеся там в одну точку валки, как спицы огромного колеса, медленно накатывались один на другой, отсвечивая желтой спелостью соломы. "Пшеница... - Кудряшов всей грудью втянул в себя воздух. - Лог теперь высох. Камыш в пояс. Мама испечет блины... "Сынок, ты же любил Наташу!" Любил... Конечно, мама, любил. Не пыль же мы на ветру и не скоты какие-нибудь! Но кто виноват в том, что я оставил ее, дочь и вот качу к тебе, как бездомный бродяга? Эх, мама, мама... Как было легко и просто под твоим крылышком! Так легко, что и не понимал, как трудно тебе. Нам бы с Наташкой твою веру, твое терпение".

- В гости небось? - спросила проводница.

- Н-нет... Вообще да. Мама у меня здесь.

- А я гляжу, уж очень вы волнуетесь. Оно завсегда так. Сначала уезжают, ищут лучших мест, а поживут - и заскучают. Тянет домой-то... Вроде бы и ничего нет красивого в наших краях, а вот поди ж ты...

- Вы из Добринки?

- Нет, рядом. Хворостянская я. Брат мой живет в Гру" зии. Приедет домой и ворчит: "Что у вас хорошего? Степь да грязь непролазная! Вот в Грузии посмотрели бы!.." А сам выйдет в эту степь и плачет. Ну прям дите малое...

Проводница помолчала, переложила из кармана в карман связку ключей и ушла в вагон.

"Маму сколько ни звал в Донбасс, не поехала. "Как же я там, Женюшка, без своих-то?" А тут кто свой? Иван Ильич? Свой ли? Старенькая теперь. Три с лишним года дома не был. И в прошлый отпуск Наташа не пустила: "Присохнешь там к своей пустыне!" Вот так каждый раз. И письмами не радовал. Все некогда. Нам всегда некогда..."

Кудряшов выбросил сигарету и, хлопнув дверью, вошел в вагон. Его попутчики, с которыми он так и не познакомился, не спали. Пожилой, заросший щетиной мужчин собирал вещи.

- На бюро ставил вопрос, - огорченно говорил ему пасса" жир с верхней полки, - давайте дороги строить. Пропадем мы без них. Что я буду делать, когда в строй войдет еще триста гектаров сада? Погниет продукт. Так и ни ответа, ни привета.

- Это, Яклич, не выход из положения, - в тон ему откликнулся тот, кто укладывал чемодан. - Завод тебе нужен. Свой завод. Понимаешь? Чтоб на месте продукт перерабатывать.

- Эк кинул куда! В саду работать некому, а ты - завод... Мне бы еще человек полтораста, в самый аккурат бы было. Оно конечно, завод - это хорошо. Но кто в нашу дыру работать поедет? Вот в чем вопрос! Дороги не выход, говоришь? А тебе с твоей свеклой, зерном разве они не нужны? Во как нужны! Позарез. А для строительства дорог опять же люди... Куда ни кинь, кругом клин. А план с нас спрашивают.

- Вот то-то и оно, что план.

"Везде свои сложности. Наверное, без них нельзя. Вот она, сторона моя черноземная. И боль-то у людей иная - о земле, о хлебе", - подумал Кудряшов, невольно проникаясь уважением к этим людям.

В Добринку поезд пришел за полночь. Евгений вышел из вагона и остановился. Лунный свет заливал пустынный перрон, в тишине устало пыхтел паровоз. На душе было смутно и неспокойно.