Люси Краун   ::   Шоу Ирвин

Не обращая внимания на землю под ногами, они ступали по буквам, на которых уже успело высохнуть бренди. Подняв небольшое облако пыли, они проследовали дальше, пыль оседала на их башмаках и носках. На потных еще неоформившихся лицах читалось нескрываемое восхищение красивым маленьким автомобилем. Дети важно улыбались иностранцам. Главный скаут торжественно салютовал и поздоровался «Бонжур», бросив любопытный взгляд на бутылку в руках Тони.

Тони ответил «Бонжур», и мальчики отозвались хором. Их голоса заглушили топот башмаков по дороге.

Группа торжественным маршем прошла мимо. Отдалившись по белой дороге, они перестали быть детьми, они снова превратились в усталых, одиноких солдат, которые, несмотря на усталость, сильно и решительно ступают под раскаленным солнцем, неся на плечах тяжелые вещмешки, гордо следуя за развевающимся знаменем. Тони и Люси молча смотрели им вслед, пока они не скрылись в городе, который поглотил их все с тем же безмолвием.

Тогда Тони отбросил бутылку в сторону, к изгороди.

— Ну, — сказал он. — Думаю, мы здесь все сделали.

— Да, — ответила Люси, испытывая крайнюю усталость, и волоча ноги по пыли, она направилась на свое место в машине. У края рва было несколько шатких булыжников, и ступив высоким каблуком на один из них, Люси споткнулась и упала, тяжело опустившись на руки и колени в дорожную пыль. Оглушенная болью в коленях и на ладонях, Люси чувствовала, как отголоски удара пронизывают позвоночник, добираются до самого мозга. Она не двигалась, не пыталась встать, волосы упали на лоб, и она задыхалась, как истощенное усталое животное.

Какое-то мгновение Тони недоуменно смотрел на мать сверху вниз. Она лежала у его ног в несуразной позе, скорчившись от боли. Потом он нагнулся и обнял ее за плечо, помогая встать.

— Не трогай меня, — резко сказала она, не глядя в его сторону и не поднимая головы.

Тони отступил, услышав сухие бесслезные всхлипывания. Через несколько минут она оперлась рукой на бампер автомобиля и медленно с трудом поднялась на ноги. Ладони были все в крови, и Люси вытерла их о платье, оставляя на нем грязно-кровавые разводы. Чулки порвались и капли крови сочились из ссадин на коленях. Она поднималась неуклюжими слепыми движениями, и вдруг перед Тони оказалась старая, обездоленная, жалкая женщина, мучительно цепляющаяся за обломки собственного мужества и былой силы.

Тони не пытался помочь ей, он продолжал наблюдать с напряженным выражением лица, впитывая новый образ матери — поверженной, уязвимой, в пятнах крови и пыли.

Глядя как она расправляет платье неловкими, неженственными, лишенными всякой сексуальности движениями, как тяжело она склоняется, чтобы вытереть кровь с колен, Тони увидел картину ее старости и смерти, и охваченный жалостью к ним обоим, он вспоминал ту ночь, когда в гамаке под звездами он мальчишкой слушал уханье совы и задумал изобрести эликсир бессмертия. Взгляд Тони затуманили слезы, он снова услышал зов совы, и вспомнил бессмертную обезьяну и своих кандидатов на вечность — мать, отец, Джеф и он сам. В каком-то смешении памяти и наложившихся на нее последних событий он увидел, как к мальчику в гамаке присоединился его собственный сын, которому вдруг стало тринадцать, и этот близнец тоже начал раздавать бессмертие в соответствие с неумолимыми законами любви, и он наблюдал за молодой мамой, легкой нежной и любимой, идущей через окутанную туманом лужайку из постели своего любовника, чтобы поцеловать сына и пожелать ему спокойной ночи.

Тони медленно приблизился к матери, взял ее руки в свои, сначала одну, потом другую, и осторожно вытер грязь с окровавленных ран. Потом он поднял ее волосы со лба и платком снял капли пота с усталого постаревшего лица. Тони повел мать к машине и помог ей сесть.