Тихие шаги в темноте   ::   Мартынов Алексей

Когда они подошли к нему, он не сопротивлялся, а сразу пошёл к двери, они же последовали за ним. Шёл он неспешно, чеканя шаг – он был горд, даже рад этому. В шаге от двери, из-за которой пробивался внутрь голубоватый свет, он остановился на секунду.

– Иттэ кимасу, – сказал он с дружелюбной улыбкой и вышел вон; дверь захлопнулась, оставив Зорика одного.

Его вдруг с головой накрыло сильное желание поспать, и он пошёл на свой матрас с клопами. Уже сквозь сон, сквозь закрывающиеся глаза, сквозь расплывчатые краски он видел, как медленно стекается вода на потолке на образовавшийся нарост камня, как плавно капля набирает весь и становится всё более выпуклой. Он видел, как тонкие струйки воды дают новую короткую как всплеск жизнь, как капелька вытягивается и отрывается от потолка, и как она летит, приняв в мгновение форму шара, как колышется в её отражении он сам. Долетев до пола, капля разбилась на десятки брызг, а после маленькой лужицей застыла во вмятине.

Ему хотелось спать, даже ветер и сырость не могли отвратить его от этого желания. Перед глазами шли разнообразные образы; то были несвязанные между собой отрывки из фильмов, в основном отрывки о природе, о зелёных лесах и полях, о речках и ловле рыбы. Иногда в этих образах мелькал он сам, иногда другие люди, но более расплывчато. Он вспомнил, что нельзя спать на холоде, а то рискуешь замёрзнуть и не проснуться.

Перед глазами возник образ того худого измождённого холодом человека, он улыбался. Тонкие волосы на его голове вольно плясали, следуя ветру, кожа была сухая и обветренная, губы потрескавшиеся, а зубы чёрные, полусгнившие. Но глаза до сих пор не покидал блеск, тот самый блеск, говорящий о том, что воля человека не сломлена. Если его и увели на смерть, он встретил её достойно. Более достойно, чем многие на полях сражения, спрятавшись под знамёна и огнестрельное оружие. Более достойно, чем защитники природы, встающие на пути бульдозеров, покрывающие всех законами. Более достойно, чем все те, кто бросаются на смерть ради кого-то, ради страны, ради семьи. Он умер ради себя, не отдав свою жизнь никому, кого потом могут осудить. Он удержался от соблазна и не продался никому, только себе.

Постепенно образ стал улетучиваться, на его место пришла темнота потолка и два чёрных капюшона, склонившихся над Зориком.

– This is a very cool thing, you know. – Глухо произнёс один из них.

Зорик лежал, обдумывая ситуацию. Да, всё происходило, как и говорил тот человек: страшно, когда один, и никого нет, кто бы помнил. И сейчас он был один, а подле него стояли эти двое, и следовало за ними идти, его ждали снаружи.

– Come on. It's time to go.

Он не понимал, что они ему говорили, но по интонации догадывался, что его зовут наружу. Ему было страшно. Так страшно, как не было никогда за всю жизнь – от боязни неизвестности он не мог пошевелить конечностями, не то, что встать. Он хотел резко вскочить и броситься бежать, но не мог, хотя очень старался. Ноги, руки, всё тело онемело до потери чувств от неудобного лежака и ветра, а двое в капюшонах всё стояли рядом, ожидая его.

Из приоткрытой двери прозвучал утробный звук гонга, приведя в колебание воздух – он ощутил это носом, когда там зашевелились волоски. В этот самый момент капюшоны подхватили его за руки и выволокли наружу, где у него от яркого света померкло в глазах.

– О! Не ли это? Если что, так я могу. Иначе я вам кто. Или нет? – раздался издалека и сверху громкий голос.

– This is your new slave, master. It is time… to judge him.

Зорик, наконец, прозрел и смог разглядеть помещение и тех, кто говорил. Он стоял посреди огромного сводчатого зала с массивными мраморными колоннами.