Мелкое дело   ::   Черносвитов Владимир Михайлович

– Звание?

– Лейтенант.

– Я следователь. Прошу сесть. Воя там ящик снарядный. Рассказывайте: что и как у вас произошло.

Подследственный сел, взялся обеими руками за голову и, облокотившись на колени, застыл в такой позе на какую-то долю минуты. Потом встряхнул, головой, выпрямился и, вздохнув, начал:

– Это было, товарищ капитан, вчера…

– Гражданин капитан, – поправил его Сидоренко.

Подследственный вздрогнул и взглянул на офицера с выражением почти физической боли. Сидоренко мягко, но почти бесстрастно произнёс:

– Итак…

Подследственный снова опустил голову и тихо заговорил:

– Это было вчера. Рота, которой я командовал, была оставлена в резерве. Весь день мне вроде нездоровилось и я ничего не ел. Поздно вечером, перед самым боем, меня вызвал комбат. Я оставил за себя командира первого взвода и пошёл. Некоторое время пробыл на КП комбата. Потом получил приказ: конец нашей контратаки поддержать свежими силами своей роты. Возвращался с КП. Уже бой шёл…

Петров говорил медленно, как бы нехотя, но было видно, что он, сдерживая волнение, просто подбирает каждое слово. Сидоренко слушал, не перебивая, изредка делал на листе бумаги какие-то ему одному понятные пометки.

– …По дороге, – продолжал Петров, – почувствовал озноб. Но ничего. Пришёл в роту, приказал командиру первого взвода проверить готовность и в случае сигнала – вести в бой… Объяснил задачу. А я, – говорю, – только схожу к своей землянке и сразу обратно. В случае чего – догоню вас. Прибежал к себе, быстро надел свитер под шинель и – черт дёрнул – выпил водки, как посоветовали…

Тут Петров опять помолчал и вздохнул:

– Отсюда всё и началось. Видно, опьянел я сильно, на голодный желудок… Всё, как в тумане… Помню, что вышел и сразу направился к роте… потом бежал куда-то, был уверен, что – за своими… Затем не помню… В себя пришёл уже здесь. Вот и всё. Тут и узнал, что был задержан, как… дезертир, – с трудом произнёс он это слово.

– Сколько же вы выпили?

– Не знаю. Стакан, наверно. Или чуть больше. Не знаю.

– Кто вам это посоветовал?

– Не всё ли равно?.. Замкомбат… Только, – заторопился Петров, – замкомбат не при чём. Совершенно не при чём…

– Об этом я вас не спрашиваю. Он советовал вам выпить. Когда выпить?

– Вот я и хотел сказать, что он просто вскользь заметил, что при простуде хорошо выпить водки – и всё.

– Вы говорите, что вам нездоровилось весь день. Обращались вы к врачу?

– Нет.

– Почему?

– Да потому, что не настолько уж мне было плохо…

«Как будто честен», – подумал Сидоренко.

Допрос шёл к концу. Петров не старался вызвать к себе сочувствие. Напротив: о своём преступлении говорил просто, скромно, без всяких отступлений, оставляя в стороне свои душевные переживания. Он, видно, уже сам осудил себя и теперь не пытался смягчить свою вину. И, пожалуй, именно этим-то он и располагал к себе.

Дело было закончено на следующий день. Совершенно ясное, оно нуждалось, собственно, лишь в юридическом оформлении. Это было серьёзное по составу преступления, но малоинтересное с точки зрения следовательской практики, типичное, как говорят, мелкое дело.

В деревне, где располагался штаб, Сидоренко, проверяя по обыкновению себя, перелистывал подшитые документы. Работая, он всегда отгонял прочь все симпатии, антипатии, а также другие субъективные впечатления и чувства: они только мешали и могли ввести в заблуждение.

Но, закончив дело, Сидоренко любил заново покопаться в душах своих подследственных, позволяя себе, простому советскому человеку, как бы сидящему в зале суда, всей душой ненавидеть или симпатизировать.

Итак, было собрано всё, освещающее Петрова и с хорошей и с плохой стороны.