Мой друг Гитлер   ::   Мисима Юкио

Генерал открыл и был прямо в приемной изрешечен пулями. Пристрелили и супругу генерала. О, у ваших эсэсовцев было очень много работы! Подобных, весьма своеобразных визитов вежливости им пришлось нанести немало. Летучих отрядов смерти было много - как и клиентов.

ГИТЛЕР. А как встретил смерть Штрассер? Может быть, вам известны и такие, совсем уж пикантные подробности?

КРУПП. Увы. Впрочем, я предполагаю, что, против ожиданий, Штрассер встретил смерть спокойно и без особой суетливости. Мужчина он был хилый, да еще без обеда остался, - вероятно, умер тихо, как растение. Очень был умный человек. Вам бы следовало предложить ему чашу с ядом, как Сократу.

ГИТЛЕР (с яростью). Уж этого-то мерзавца надо было просто на куски разорвать. (Встает и продолжает по-ораторски,) Этот подлый интриган, прикидывавшийся другом рабочего класса, вступил в сговор со старыми лисицами из рейхсвера. Он замышлял свергнуть нашу власть, жидовствующий интернационалист, вошь на теле новой Германии, гнусный заговорщик, дерьмо! Гнилой интеллигентишка, все пытавшийся протащить в жизнь идейки из студенческих газетенок! Расследование будет продолжено. Как знать, не обнаружатся ли ниточки, тянущиеся в Москву?!

КРУПП. Да-а, просто исчадие ада. Этот человек умер из-за того, что никак не мог примириться с реальностью и понять - время революций кончилось. А что касается Рема...

ГИТЛЕР. Мне сказали, что Рем перед казнью кричал и бился. Но - ни единого упрека в мой адрес. Все вопил: "Это козни Геринга!"

КРУПП. Исключительного здоровья был мужчина. Его выволокли из мягкой постели в отеле и вместе со всеми его адъютантами переправили в Мюнхен. Беднягу расстреляли в той самой тюрьме Штадерхайм, где он сидел десять лет назад, после Мюнхенского путча. Что ж, расстрел был подходящей для него смертью... Бился и кричал, говорите?

ГИТЛЕР. Так мне доложили. Неприятно.

КРУПП. Что ж удивляться - произошло нечто, с его точки зрения, абсолютно невероятное.

ГИТЛЕР. Вы говорите таким тоном, словно Рем - невинная жертва. (Гневно.) Нет, Рем виновен. Виновен! У меня есть все доказательства его измены. О, он был виновен очень во многом, господин Крупп. Я не мог более закрывать глаза на его преступления. Рем и в самом деле считал себя моим другом, не понимая, что одно это уже преступно. И хотел, чтобы я тоже был ему другом, - а это преступно вдвойне. Ему все грезились минувшие дни. Он воображал себя чуть ли не легендарным героем! Игра в солдатики для него была важнее всего на свете. Ах, как он обожал спать под звездным небом, закутавшись в драное солдатское одеяло. Человек был членом кабинета министров, а все дурил мне голову своими мечтами. Разве это не преступление?.. Рем был убежден, что он - самый мужественный, самый доблестный, самый сильный. И это тоже преступление... Он умел только одно отдавать приказы. Даже эта его так называемая преданность очень смахивала на отдавание мне приказов. Тоже преступление!

КРУПП. Ночь, сырое берлинское небо и перечень злодеяний усопшего? Ничего не скажешь, траурный митинг удался на славу.

ГИТЛЕР. И все же в одном Рем был прав, попал в самую точку. Он любил повторять: "Эрнст - солдат, а Адольф - художник". Меня это очень бесило. А теперь я думаю, что слово "художник", которое он произносил снисходительно, приобретает новый масштаб, и не снившийся тупоумному Рему. Он-то умел только фантазировать, настоящего же воображения был начисто лишен. Потому-то и не понял, что обречен, потому-то и не достиг уровня подлинной безжалостности. Его уши воспринимали только громыхание военного оркестра, а ему следовало бы, как это делаю я, побольше слушать Вагнера. Не дорос он до понимания того, что такое Красота.