Братство рун   ::   Пайнкофер Михаель

Два вора ссорились из-за шелковой накидки, которую надел в бой английский дворянин. Рыцарю она больше не пригодится, топор воина шотландского клана разрубил ему череп. Пока воры ругались из-за ценного имущества, вдруг в непосредственной близости от них из тумана появилась темная фигура.

Это была старая женщина.

Она была мала ростом и согнулась к тому же в три погибели, но своим черным одеянием из грубой шерсти и длинными седыми, как лунь, волосами она наводила ужас. Прищуренные глаза неподвижно смотрели из глубоко запавших глазниц, узкий скрюченный нос делил изборожденное морщинами лицо старухи на две половины.

— Кала, — зашипели воры в ужасе, и в следующий миг борьба за накидку была окончена. Без сожаления оба мародера бросили роскошную ткань и скрылись в тумане, который теперь поднимался из низины еще гуще.

Старая женщина презрительно проводила их взглядом. Она не испытывала никакой симпатии к тем, кто нарушал покой мертвых, даже если шла элементарная борьба за выживание, которая, как правило, и вынуждала их к мародерству. Своими зоркими, водянистыми глазами старуха окинула место и различила сквозь завесу тумана призрачные очертания монахов, которые заботились о раненых.

В гортани Калы раздались брезгливые звуки.

Монахи. Представители нового порядка.

Их становится все больше и больше в последние дни, повсюду, как грибы после дождя, появляются монастыри. Уже давно христианская вера вытеснила старую, показав себя более сильной и могущественной. Многие стародавние обычаи вытесняются новыми. Всему тому, что хранилось из поколения в поколение, грозит кануть в небытие.

Как и в этот день.

Ни один из монахов не знал, что действительно разыгралось на поле битвы под Бэннокберном. Они видели только лишь очевидное. То, о чем будет вспоминать история.

Пожилая женщина медленно шла по усеянному трупами полю, чья земля была пропитана кровью. Вдоль ее пути лежали скорченные трупы, отрубленные руки и ноги, лишившиеся своих хозяев мечи и доспехи, окропленные кровью и забрызганные грязью. Вороны, изрядно потрудившиеся над павшими, взлетали, шумно хлопая крыльями и тревожно каркая, когда она приближалась к ним.

Кала смотрела на все с равнодушием.

Она слишком долго жила и слишком много видела на своем веку, чтобы испытывать искренний ужас. Она была свидетельницей того, как ее родина была завоевана англичанами и жестоко обращена в рабство, пережила падение своего мира. Кровь и война стали постоянными спутниками ее жизни, и в глубине души она испытывала тихий триумф, наконец увидев, что англичан так сокрушительно разбили. Даже если цена за это была высока. Выше, чем догадывался об этом любой смертный.

Старуха добралась до центра поля брани. Туда, где разразилась самая жестокая битва, где король Роберт вместе со своими кланами Запада и их предводителем Ангусом Огом принял на себя главный удар английских атак. Там теперь гуще, чем где-нибудь еще, громоздились кучами тела поверженных. Пронзенные стрелами трупы усеяли землю, и там и тут ворочались раненые, которым пока выпало сомнительное счастье избежать милостивой смерти.

Старая Кала не удостоила их вниманием. Она пришла сюда по одной-единственной причине — убедиться собственными глазами, что предсказанное рунами сбылось…

Энергичным жестом она откинула белую прядь волос, которую холодный ветер постоянно бросал ей в лицо. Ее глаза, вопреки всем годам нисколько не лишенные своей остроты, взглянули туда, где давал отпор Роберт Брюс.

Там не лежали тела поверженных.

Как эпицентр смерча, в котором не шевелится ни одно дуновение воздуха, та пядь земли, на которой бился сам король, осталась нетронутой. Ни один труп не лежал внутри круга, который защищал король, словно во время битвы Брюс стоял за невидимой стеной.