Нью-Ёрк и обратно   ::   Миллер Генри

Подлинная причина перебранки — и я вижу это так ясно, будто читаю девиз на огромном знамени — заключается в словечке « СПРАВЕДЛИВОСТЬ » . В Америке никогда не ведали подобного гнева. Конечно, мне и там приходилось наблюдать ссоры, доходящие порой до настоящего зверства, но чтобы человек побелел от бешенства за поруганную правду — увольте. И само название, и чувства, что оно вызывает, чужды американцам. Справедливость вмиг перекрыла бы движение на дорогах, справедливость застопорила бы непогрешимый механизм. Ergo, с глаз ее долой! Не стал я слушать, из-за чего сыр-бор. Прошел себе мимо. Какая разница, что именно породило классическую уличную перепалку. Я увидел, как гордо полощется знамя, вот что главное!

Рука об руку со Справедливостью шагает Философия, и как раз ею мы закусывали на ужин. Вечером я поймал себя на том, что начинаю изъясняться, будто разумный человек. Мы с Анаис беседовали в заплесневелой гостиной. Амелия, эта полоумная, металась из угла в угол, разыскивая pimiento note 84 . Положим, время от времени мне и в Нью-Йорке удавалось недурно поболтать, однако и не так хорошо. Славная речь требует благодарного слушателя. Важно, чтобы он был настроен на твою волну. В общем, обосновались мы, Анаис и я, в большом шаре, и все ценное рядом — стоит протянуть руку. Амелия продолжает гоняться взад-вперед. Она как ангел, всякий раз приносит мне новую порцию прошлого на золотом блюде. Прошлое ведь прямо на кухне. Можно обойтись без телефона или радио. Не требуется даже морозилки. Этому прошлому льда не нужно. Исцели его и повесь болтаться на ветру. Вздумалось подвергнуть свою прошлую жизнь переэкзаменовке? Пожалуйста, Амелия доставит ее на блюде из кухни, заодно с pimienta.

Я попросил Амелию привести моего старого приятеля Дока Ларсена. Это единственный из моих американских друзей, имевший шансы сделаться великим человеком. Амелия вносит его и ставит на стол, как жареную индейку, вместе с pimienta. И вот Анаис сует ему в рот затычку, приобретенную в нью-йоркском магазине дешевых мелочей. Со дна бутыли начинают подниматься пузырьки. Мы разом налегаем, удерживая пробку на месте. Пузырьки-слова всплывают кверху. Я догадываюсь, о чем он там хрипит, хотя в точности слышать не могу. Скорее всего речь о «чистой доске»… «основания для революции»… «и пусть грядет война!» Однако теперь слова заперты в бутылке. Так что придется тебе, Док, выслушать меня! Где-то в твоей душе образовалась течь. И пока она не заделана, тебе не разбудить в себе великого человека. Ты проглотил целый мир — удержи его хоть на полчаса, и совершишь нечто великое, огромное, колоссальное. Но эта треклятая течь — непременно разыщи ее! Ты же сочишься наружу по капле. Ежедневно умерщвляешь по миллиону слов. Да уж, дружище, ты просто словарный боксерский ринг. Арена для боя быков! Все, что ты изрекаешь о мире, абсолютно верно. Ты во всем прав. Но пока не залатаешь свою течь — ни рожна не изменится. По ночам ты лежишь в постели, слушая свое сердце. Говоришь, оно одряхлело и может подвести, собираешься сыграть в ящик? Так вот я скажу: ты лжец. Якобы слабое сердце — всего лишь отговорка. Ты эксплуатируешь его во имя революции. А ведь до аварии ты двигался в нужном направлении. С ног сбивался, служа больным людям. Одно твое присутствие уже исцеляло пациентов. Их защищало твое сострадание, потрясающее жизнелюбие, заботливое любопытство. А сейчас ты заявляешь, будто бы сочувствие — пустяк. Теперь ты намерен излучать разум. Вот где кроется чудовищная ошибка. Знаю, ты охотно возразил бы мне, да только я не позволю. Кляп все еще на месте, там он и останется. Послушай, за стенкой стоит огромный шкаф. В нем тысячи книжек, и ни одной не под силу спасти человека.