Третий лишний   ::   Стаут Рекс

- Ты даже не слышишь меня!

- Верно, - признался Джимми со смехом, - я думал об... э-э-э... о важном деле. О чем ты говорила?

- Ни о чем.

- Перестань! Я думал как раз о тебе.

- Это не важно. В любом случае ты ничего бы не понял. Все, что ты понимаешь, это твой грязный офис!

Джимми присвистнул.

- Что за дела... - начал было он, но жена тут же бросилась в слезы, и следующие тридцать минут он тщетно пытался успокоить ее.

Дважды на следующей неделе Джимми, возвращаясь из офиса в половине шестого, обнаруживал, что Нелл нет дома.

В первый раз на его вопрос она коротко ответила:

"В театре"; во второй в той же манере поведала, что была в Музее искусств с Мэсоном. На мгновение Джимми почувствовал себя в затруднительном положении.

Он стоял в дверях кухни, засунув руки в карманы брюк и наблюдая, как его жена занимает себя кастрюльками и сковородками. Затем прошествовал через всю квартиру к дальнему окну и принялся смотреть на улицу, озадаченно хмурясь. Потом вернулся на кухню.

- Кто такой Мэсон? - спросил Джимми.

- Я уже рассказывала тебе. - Нелл резала крупные, спелые томаты, которые никак не могли соперничать в яркости с ее губами. - Я познакомилась с ним у Осборна.

- Я знаю, но кто он?

- Он - джентльмен.

- О, - значительно произнес Джимми. Одно мгновение он неуверенно смотрел на жену, потом продолжил: - Но я говорю, Нелл...

- Что?

- Ничего, - сказал Джимми.

Он вышел в комнату, сел и взял газету. Но когда спустя полчаса его позвали к столу, газета оставалась нераскрытой.

Настало самое подходящее время для объяснений. Но как Нелл объяснила бы то, чего не понимала сама?

Она испытывала невероятную, страшную тоску - но по чему? Джимми надоедал и утомлял ее, и сам вид их аккуратной кухни был ненавистен ей. Добавим ко всему тот факт, что Нелл была скрытна и довольно невежественна в некотором смысле, - и тогда удивительное заключение, к какому она в итоге пришла, потеряет большую часть своей невероятности.

Результатом явилось то, что каждый вечер следующей недели она проводила с Мэсоном, чьи симпатия и нежность были бесконечны и действовали на нее успокаивающе.

Она лгала Джимми. Каждый вечер она говорила ему, что провела весь день дома и что плохо переносит такую погоду.

- Может, вызовем доктора? - настойчиво повторял Джимми.

- Нет, - отвечала она, - просто болит голова.

Потом она шла в постель и плакала там до самого сна, пока Джимми сидел в своем логове, уставившись на обои и ломая голову, в чем же тут дело.

В субботу замужняя сестра Джимми, гуляя по магазинам, случайно оказалась на Десятой улице, и, решив устроить совместный ленч, позвонила ему в офис.

Она была на десять лет старше Джимми и имела двоих детей; и она чувствовала, что брат нуждается в совете. Кроме того, родившись женщиной, она имела право быть любопытной. И она сразу перешла к делу:

- С кем это Нелл болталась вчера вечером?

- Что? - тускло переспросил Джимми.

- Я спросила, - отчетливо повторила его сестра, - с кем это Нелл болталась вчера вечером.

Джимми знал, что его жена весь прошлый день просидела дома, поскольку она сама сказала ему об этом.

Таким образом, очевидно, что она не могла болтаться ни с кем. С другой стороны, он хорошо изучил свою сестру. Та обычно всегда знала, о чем говорит.

Джимми решил встретить неизбежное как джентльмен.

- С парнем по имени Мэсон, - промямлил он. - Это мой друг. А что?

Сестра проницательно глядела на него.

- Боже хранит нас, Джимми, ты не проведешь меня, - заявила она. - У тебя неприятности. Что случилось?

Но Джимми увернулся от этого вопроса, равно как и от многих других, и при первой возможности вернулся к себе в офис. Он просидел за своим столом два часа, мусоля незажженную сигару и обескураженно глядя на противоположную стену.

Это был первый язычок его адского пламени.