Тревожное ожидание   ::   Брюс Жан

Стефан Менцель ощутил, как его охватывает паника. Что он будет делать в этом враждебном городе один, без знакомых? Он свернул газету, и его взгляд машинально упал на первую страницу. Господи Боже!

Он подскочил. Рот с толстыми губами остался открытым, глаза расширились от ужаса, руки затряслись.

На первой странице, на видном месте, был снимок Франка Халлейна.

МЕРТВОГО.

Лицо трупа было распухшим, но тем не менее легко узнаваемым.

Помутившимися глазами Менцель прочитал текст, сопровождавший фотографию. Это было сообщение полиции. Тело были извлечено из канала Гранде вчера, рано утром. Никаких документов, с одежды спороты все метки. На трупе следы многочисленных ударов, по утверждению медэксперта, в воду он был сброшен уже мертвым. Лиц, способных помочь в установлении личности погибшего, просили связаться с управлением полиции.

Значит, Франц Халлейн умер. Вне всяких сомнений, его убили. Очень вероятно, что перед этим его пытали...

Заговорил ли он? Услышали от него палачи о приезде в Триест Стефана Менцеля, немецкого инженера, или нет?

Газета выскользнула из рук. Он быстро нагнулся, поднял ее и положил на стол, стоявший между дверью и окном.

Тот человек, что следил за ним от Полы... Менцель с раздражением встряхнулся. В конце концов, почему он так решил? На пароходе было пятьдесят пассажиров, и если этот смотрел на него больше, чем другие, это еще ничего не доказывало. Ведь Менцель не видел его с того момента, как покинул морской вокзал...

Он поднял плечи, подошел к умывальнику и посмотрелся в висевшее над ним зеркало. В сумерках собственное лицо показалось ему еще более некрасивым. Слишком большая голова, оттопыренные уши, тоже слишком большие, грязно-светлые волосы, острый кривой нос, слишком толстые губы, слишком сильные челюсти... Да еще зарождающаяся лысина... И шрам на левой щеке – воспоминание о студенческих годах, – которым он когда-то очень гордился, а теперь проклинал, потому что шрам лишал его надежды остаться незамеченным...

Немного смущаясь, он попытался поправить узел своего бесцветного и бесформенного галстука. Бесполезно... Чтобы привести себя в порядок, надо было раздеться. Он вытер рукавом зеркало, запотевшее от шедшего от кастрюли с горячей водой пара.

Было уже совсем темно. Надо было зажечь свет, но сначала закрыть ставни и задернуть шторы, чтобы его не увидели снаружи.

Он открыл окно, высунулся, чтобы достать ставень, и замер.

На противоположной стороне улицы, на тротуаре, шедшем вдоль канала, стоял, прислонившись к фонарному столбу, человек.

НЕИЗВЕСТНЫЙ, СЛЕДИВШИЙ ЗА МЕНДЕЛЕМ ОТ ПОЛЫ.

Теперь сомнений не было: этот человек следил за ним. Странно, но эта уверенность принесла Менцелю некоторое облегчение. Теперь он знал, чего опасаться, и мог действовать соответственно обстоятельствам.

К нему почти вернулось хладнокровие. Он неторопливо закрыл ставни и прильнул глазом к одной из косых щелей.

Человек на улице сунул в рот сигарету, чиркнул спичкой, и на короткое мгновение его круглое лицо стало видно очень четко. Он погасил спичку, энергично тряхнув ею, и бросил через плечо в канал.

В тот самый канал, из которого извлекли безжизненное тело Франца Халлейна...

Стефан Менцель, словно зачарованный, не мог отвести от незнакомца глаз.

Неизвестный, канал, Франц Халлейн.

На улице зажглись фонари, золотистые отблески забегали по мокрому от воды тротуару. Человек сдвинул шляпу на затылок, поднял голову, посмотрел на фасад гостиницы, вынул изо рта сигарету, выпустил длинную струйку дыма, посмотрел налево, потом направо и пошел через улицу к входу в гостиницу.

Стефан Менцель отступил на шаг, чтобы закрыть окно. Руки дрожали. Он задернул занавески и пошел включить свет.