Наш английский курорт   ::   Диккенс Чарльз

У нас есть мол — причудливый старый деревянный мол, к счастью без малейших архитектурных претензий, а посему весьма живописный. На него вытаскивают лодки, по нему разбросаны свернутые канаты; клетки для ловли омаров, сети, мачты, весла, рангоуты, паруса, балласт и заржавленные кабестаны образуют здесь непроходимый лабиринт. По молу вечно бродят, заложив руки в карманы, либо стоят, прислонившись к его стенке там, где он встречает своей крепкой грудью море, и смотрят в подзорные трубы, которые они носят с собой в тех же глубоких складах-карманах, — лодочники нашего курорта. Посмотрев на них, вы бы, вероятно, сказали, что это самые ленивые из всех лодочников мира. В течение всего сезона они слоняются взад и вперед в своих упрямых, негнущихся штанах, которые, по всем признакам, сделаны из дерева. Толкуют ли они между собой о судоходстве в Ламанше, прохлаждаются ли за кружками пива в трактире, вы подумаете, что это самые медлительные из людей. Тысяча шансов против одного, что, пробыв здесь десять сезонов, вы не увидите ни одного лодочника, который куда-то спешил бы. Его руки, когда они почему-либо не засунуты в карманы, имеют такой вид, точно он держит в каждой по солидному куску железа без всякого для себя неудобства; это говорит о большой физической силе, но он как будто никогда ее не применяет. На первый взгляд кажется, что это совершенно обленившийся человек. Единственное, что он способен делать с некоторым увлечением, это смолить. Он смолит все, что попадается под руку: мол, заборы, собственную лодку, дом, а когда ничего больше не остается, доходит очередь до шляпы и штормовой одежды.

Но не судите о нем по его обманчивой внешности. Это — моряки из самых храбрых и искусных, какие только есть. Пусть поднимется ветер и перейдет в шторм, пусть море забушует так, что дрогнут самые мужественные сердца, пусть взовьется ракета с плавучего маяка на здешних опасных отмелях или пусть они заслышат, сквозь сердитый гул волн, сигнальные выстрелы с судна, терпящего бедствие, — и эти люди примутся за дело так бесстрашно, доблестно и героически, что никто на свете не мог бы их в этом превзойти. Злые языки могут возразить, что они и живут-то на заработки от спасания ценных грузов. Так оно и есть, и видит бог, они зарабатывают этим только на скудную жизнь, а подвергают себя смертельной опасности. Но оставим в стороне надежды на поживу. Пусть спросят этих грубых людей, в любую штормовую погоду: кто пойдет добровольно в спасательной лодке, чтобы спасти гибнущих людей — таких же, как они, бедняков, чья жизнь, на данной высочайшей стадии развития человеческого разума, не оценивается даже в фартинг, — и они тотчас составят команду этой лодки так же безотказно и весело, как если бы на этом прохлестанном штормом молу им отсчитали тысячу фунтов. За это, и в память об их товарищах, которых мы знали, которых во время такой же вот героической борьбы, на глазах у их детей, поглотили свирепые волны, а потом засосали пески морского дна, мы любим и уважаем лодочников нашего курорта и ревниво оберегаем вполне заслуженную их славу.

На наш курорт привозят столько детей, что, если они не на дворе, как обычно бывает в хорошую погоду, непонятно, где, собственно, они помещаются: кажется, что вся деревушка слишком мала, чтобы вместить их. Днем вы видите, как на подоконниках сушатся на солнце бесчисленные башмачки, побывавшие в морской воде и облепленные песком. По утрам, во время купания, маленький залив непрерывно оглашается разноголосыми, но всегда пронзительными криками и всплесками; после чего, если погода посвежеет, на песке мелькают во множестве маленькие посиневшие ноги. Песок — самое любимое место детей.