Не убоишься страха ночного   ::   Эппель Асар

А двусмысленное "красить яйца"?

Вася, миленький дружок,

Погляди на потолок:

Не твои ли яйца красные

Наш котенок поволок?..

И на черной сырой смердящей земле (прости мне, Господи, злое слово!) терракотовая с белой изнанкой давленая скорлупа.

- Мацы, Сара, принес? Счас помацаем! (обыщем, значит, гадский рот, Сара).

Стук - пауза. Стук - пауза. Стук - опять в верхнее стекло. В левое. Задуть коптилку, лампу, выключить лампочку, если свет дали, - но его не дали и не дают уже года полтора, - отогнуть маскировку и поглядеть во тьму весеннего пасхального повечерья.

Никого.

Когда вершится Пасха  в а ш а, а потом  н а ш а  или когда они вдруг почти совпадут, тогда или до того... но сперва следовало бы сказать вот о чем:

Когда сходит снег и появляется влажная черная земля, и опрятной ее не назовешь, ибо петлятся по ней сухие выползины картофельной ботвы и валяется все потерянное или брошенное за прошлый год (а ничего стоящего не теряют и не бросают), и вылезают какие-то белые кучки, возможно, споры мелких, тонконогих к июлю грибочков, а может, яйца каких-то будущих летних жителей и сухое беловатое собачье дерьмо грудками, и посвечивает брошенная латвийская монетка с тремя звездами и двумя стоячими львами на обороте, но ее и поднимать не стоит - их полно! - и лежит истлевший ключ от парадных дверей Останкинского дворца, тоже никому не нужный, потому что кто о нем чего знает? - а поскольку потерян ключик, - в старинные года, вот когда! - то мусор он, этот ключик, и поднимать его, все равно что крашеную скорлупу, дураков нет, - так вот, когда сходит снег и земля становится черной, сырой и неопрятной, самым первым из-под снега возникает бугор во дворе шарашки, на которой делают значки "Отличный пулеметчик" плюс все прочие отличные военные профессии, включая "Гвардию", которая уже вещь. В свалочном бугре на задах штамповочной мастерской обретается брак, и экземпляры оттуда бывают или со сколотой эмалью, или с отломанным штифтом, или со сдвинутым геройским рельефом, или долго пролежавшие и вовсе потемневшие, но, конечно, не так, как одна плакетка, которую найдут в картофельном огороде, а на ней как бы мадонна с младенцем, а сама она овальная, но меньше куриного яйца, и это не мадонна с дитятей, как ты, Марго, думаешь, а дама с цветком, и - видишь написано? Разбираешь наши буквы! "Убиган"!.. Знаешь, куда это вкладывали? Однажды мне подарили коробку с такими духами...

Володька Юрсон, здоровенный парень, но эпилептик, человек вроде бы добрый, хотя ненадежный, проснулся в плохом настроении. Вчера по Москве гнали пленных немцев, и сегодня он опять поймает во многих взглядах: "Ты же немец! Ты же, бля, немец! Латыша из себя строишь?" А он и есть латыш. И всё из-за старшего брата, которого зовут Фридрих, а они с мамой - Фриц. Ну откуда было знать, ч т о  случится с именем Фриц? Теперь же, имея брата-фрица, доказать, что ты - латыш, невозможно. И латышом тоже быть неохота, потому что отца твоего, латыша, увели неспеша. И живешь ты на волоске, и работаешь чин чином, и брат твой Фриц тоже работает, и с людьми не глотничаешь, и изо всех сил объясняешь, что вы не немцы, и стараешься не объяснять до того места, что вы - латыши, - но народ же, бля! - что с разговорами поделаешь? А если лопнет терпение у  к о г о  н а д о и твоего брата Фрица уведут бриться, заколотив спозаранку в окно, уж им-то сразу станет ясно - немец так немец, латыш так латыш. Или, скажем, немец, но сын латыша, уведенного неспеша. Жуть!

Тяжкий стук в левое верхнее стекло. За окном ночь. Все перепрятано. В гнездо ящичного замка в письменном столе, причем замок тоже удалось втиснуть. Обнаружить невозможно.

За стеклами темно.

За окном - никого.

Что же это?

- Мальчик просто поразителен, Марго, просто удивителен.