Нефритовый слоненок   ::   Востокова Галина Сергеевна

Аннотация: Первая книга ташкентской писательницы Г. Востоковой основана на исторических документах. В центре повествования удивительная судьба русской девушки, прообразом которой послужила Екатерина Десницкая, ставшая в начале века женой сиамского принца Чакрабона. В романе с большой достоверностью воспроизводятся быт и нравы Сиама (Таиланда).

---------------------------------------------

Галина Востокова

Нефритовый слоненок

Тот, кто любит, будет всегда хвалить, тот, кто ненавидит, будет всегда осуждать. Избежать похвалы или осуждения невозможно.



Сунтон Пу



Повесть о Пра Апхай Мани

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Кшесинская накинула на разгоряченные плечи любимый голубой пеньюар и утомленно опустилась в кресло. Прикрыла глаза – снова мельтешение восторженных лиц, прибой цветов, овации…

Горничная захлопотала возле, поправляя распустившиеся локоны.

– Ох, Наташа, осторожнее! – капризно качнула головкой балерина, и каштановая прядь снова упала на плечо.

– Сейчас, Матильда Феликсовна, только шпилькой закреплю…

– Стучат, Наташа. Если с подношениями, пусть оставят в вестибюле. Скажи – устала.

Приглушенные голоса заспорили у двери уборной. Кто же там?

– Матильда Феликсовна, Чакрабон, принц сиамский…

– Проси.

Чакрабон тронул губами тонкие пальцы и вложил в расслабленную длань богини Мариинского театра белую сафьяновую коробочку.

– Презент от королевы… Ты сейчас домой? Очень рад видеть тебя. Соскучился… Я провожу?

– Давно вернулся, Лек?

– Вчера.

– Я обещала вечер князю Андрею. Через двадцать минут меня будут ждать… – Матильда откинула крышечку. – О! Розовый жемчуг! Как мило… Мерси! – Она снисходительно улыбнулась. – Ну, посиди со мной немного. Как я танцевала сегодня?

– Бесподобно! Ты и сама знаешь. Завтра газеты напишут о слиянии виртуозности итальянцев с изяществом французов и славянской негой. Но меня испугала афиша… Почему «прощальный бенефис»? Кшесинская расстается с балетом? Петербург этого не перенесет.

– Застегни колье. – Она подняла волосы с шеи. – Не беспокойся. Танцевать не бросаю. Перехожу на гастрольную систему, прощание с театром чисто символическое. Захотелось встряхнуть нашу чопорную публику и почувствовать, что я все еще всемогущая Кшесинская. Надоело – со всех сторон: «Ах, Анечка Павлова! Ах, гитана, одалиска!» Ей до моей техники тянуться и тянуться. – Она вздохнула, коснулась пуховкой точеного носика и самоуверенно усмехнулась:– «Свет мой, зеркальце, скажи да всю правду доложи: я ль на свете всех милее, всех румяней и белее?» Ворохи цветов и золотые венки видел, Лек?

– Как же, всю сцену затмили.

– А возгласы обожания и восторга? Считал, сколько раз вызывали?

– Потерял счет, божественная…

– Значит, пока еще – я! Тебе понравился сюрприз зрителям?

– На каждом кресле по афишке? Кто придумал? Бакст? Его руку узнать нетрудно.

– Я, конечно! А рисовал и правда Бакст. Ну, пора одеваться. До встречи, принц.

Чакрабон отпустил карету и пошел к Зимнему, прислушиваясь к скрипу февральского снега. Грустно. Но ведь даже в моменты самых теплых отношений он не был уверен в благосклонности Матильды лишь к нему. Это отрезвляло.

Четыре года назад, удивительно вспомнить, ему не было и двадцати, а Кшесинская в сиянии славы отмечала десятилетний юбилей служения Мариинскому. Тоже в феврале. Первый февраль двадцатого века. И Лек был не более чем восторженный зритель. А через несколько дней придворная труппа сиамского балета давала представление на сцене императорского Михайловского, и он испытывал двойственное чувство, глядя на танцовщиц, похожих в своих золотых костюмах на фантастические цветы в резной листве.