Обойденные   ::   Лесков Николай Семенович

Они еще раз встретились внизу, получая свои зонтики, взглянули друг на друга и разошлись.

Через две недели после этой встречи известный нам человек стоял, с маленькой карточкой в руках, у дверей омнибусного бюро, близ св. Магдалины. На дворе был дождь и резкий зимний ветер - самая неприятная погода в Париже. Из-за угла Магдалины показался высокий желтый омнибус, на империале которого не было ни одного свободного места.

- Начинается нумер седьмой! - крикнул кондуктор.

Наш луврский знакомый подал свою карточку, вспрыгнул в карету, и полный экипаж тронулся снова, оставив все дальнейшие нумера дрогнуть на тротуаре или греться около раскаленных железных печек бесприютного бюро.

В карете, vis-a-vis {Лицом к лицу (франц.)} против нового пассажира, сидели две дамы, из которых одна была закрыта густым черным вуалем, а в другой он тотчас же узнал луврскую ундину; только она теперь казалась раздраженной и даже сердитой. Она сдвигала бровями, кусала свои губки и упорно смотрела в заднее окно, где на сером дождевом фоне мелькала козлиная фигурка кондуктора в синем кепи и безобразных вязаных нарукавниках, изобретение которых, к стыду великой германской нации, приписывается добродетельным немкам. Дама, закрытая вуалем, плакала. Хотя густой вуаль и не позволял видеть ни ее глаз, ни ее лица, а сама она старалась скрыть свои слезы, но их предательски выдавало судорожное вздрагиванье неповиновавшихся ее воле плеч. При каждом таком, впрочем, едва приметном движении Дора еще пуще сдвигала брови и сердитее смотрела на стоящую в воздухе мокрядь.

- Это, наконец, глупо, сестра! - сказала она, не вытерпев, когда дама, закрытая вуалем, не удержалась и неосторожно всхлипнула.

Та молча пронесла под вуаль мокрый от слез платок и, видимо, хотела заставить себя успокоиться.

- Неужто и после этих неслыханных оскорблений в тебе еще живет какая-нибудь глупая любовь к этому негодяю! - сердито проговорила Дора.

- Оставь, пожалуйста,- тихо отвечала дама в вуале.

- Нет, тебя надо ругать: ты только тогда и образумливаешься, когда тебя хорошенько выбранишь.

- Извините, пожалуйста,- отнесся к ундине пассажир, севший у Магдалины,- я считаю нужным сказать, что я знаю по-русски.

Дама, закрытая вуалем, сделала едва заметное движение головою, а Дора сначала вспыхнула до самых ушей, но через минуту улыбнулась и, отворотясь, стала глядеть из-за плеча сестры на улицу. По легкому, едва заметному движению щеки можно было догадаться, что она смеется.

Совершенно опустевший омнибус остановился у Одеона. Пассажир от св. Магдалины посмотрел вслед Доре с ее сестрою. Они вошли в ворота Люксембургского сада. Пассажир встал последний и, выходя, поднял распечатанное письмо с московским почтовым штемпелем. Письмо было адресовано в Париж, госпоже Прохоровой, poste restante {До востребования (франц.)} Он взял это письмо и бегом бросился по прямой аллее Люксембургского сада.

- Не обронили ли вы чего-нибудь? - спросил он, догнав Дору и ее сестру.

Последняя быстро опустила руку в карман и сказала:

- Боже мой! Что я сделала? Я потеряла письмо и мой вексель.

- Вот ваше письмо, и посмотрите, может быть, здесь же и ваш вексель,-отвечал господин, подавая поднятый конверт.

Вексель действительно оказался в конверте, и господин, доставивший дамам эту находку, уже хотел спокойно откланяться, как та, которая напоминала собою ундину или никсу, застенчиво спросила его:

- Скажите, пожалуйста, вы русский?

- Я русский-с,- отвечал незнакомец.

- Скажите, пожалуйста, какая досада!

- Что я русский?

- Именно. Я этого никак не ожидала, и вы меня, пожалуйста, простите,-проговорила она серьезно и протянула ручку.- Сама судьба хотела, чтоб я просила у вас извинения за мою ветреность, и я его прошу у вас.

- Извините, я не знаю, чем вы меня оскорбили.