Олимпио, или Жизнь Виктора Гюго   ::   Моруа Андрэ

В изголовье каждой могилы там долго цвел розовый куст, и еще в 1914 году Гийом Аполлинер, навестивший кладбище вместе с Андре Бильи, сорвал на могиле Леопольдины белую розу, которую он привез Элемиру Буржу. На могильной плите надпись:

ШАРЛЬ ВАКЕРИ,

В ВОЗРАСТЕ 26 ЛЕТ

И

ЛЕОПОЛЬДИНА ВАКЕРИ,

УРОЖДЕННАЯ ГЮГО.

ВСТУПИЛИ В БРАК 15 ФЕВРАЛЯ.

УМЕРЛИ 4 СЕНТЯБРЯ 1843 ГОДА.

De profundis clamavi ad te, Domine

На эту могилу Гюго принес в некий день 1847 года "букет из зеленых веток омелы и вереск цветущий..."

А вот надпись на плите:

АДЕЛЬ, ЖЕНА ВИКТОРА ГЮГО

и рядом, слева, могила другой Адели Гюго, несчастного существа с безобидными маниями, прожившей с 1830 по 1915 год. Справа от супруги Гюго долго сохранялось незанятым место для ее господина и повелителя, хотя и не знали, не предпочтет ли он почивать вечным сном на кладбище Пер-Лашез около своих сыновей и своего отца, генерала Гюго. "Признательная отчизна" сама разрешила этот вопрос, приняв его в Пантеон. Тогда пустующее место избрал для себя Огюст Вакери, пожелав, чтоб его похоронили на кладбище этой нормандской деревни, около его родителей и рядом с той, которую он любил чистой любовью всю жизнь. Он сам сочинил для себя эпитафию:

Хочу и я покой найти в такой могиле!

Мне смерть была б легка: мы с ней друзьями были.

Я вновь пристанище, как в давние года,

Обрел бы рядом с ней - теперь уж навсегда.

Он имел тут в виду свою мать, покоившуюся возле утонувших детей, но не думал ли он немного и о своей любимой, когда писал эти последние в его жизни стихи?.. Мы вопрошаем себя об этом. С высокого кладбищенского взгорья мы смотрели вниз, на свинцовые воды Сены, на большие баржи, поднимавшиеся вверх по течению. Черные тучи закрывали горизонт. Бесформенные клочья тумана, расплываясь, медленно окутывали нас. Внезапно разразилась гроза необычайной силы. Засверкали зигзаги молнии, загремел гром. Между могилами побежали бурные потоки. Нас пригвоздили к месту непрестанные огненные стрелы. Мысли о Гюго располагают душу к таинственному. Нам казалось, что старый Бог, владыка туманов и туч, бьет в твердь небесную этими чудовищными ударами, желая в последний раз показать нам, что, хотя его праха и нет на семейном погосте, он остается его могущественным и грозным духом-властелином.