Оперативная психология   ::   Пупынин Юрий

---------------------------------------------

Пупынин Юрий

Оперативная психология



Юрий Пупынин

Оперативная психология

Игорек сидел на лекции и вдруг почувствовал: все, невмоготу больше слушать. Он встал и боком начал пробираться к выходу. Профессор Дорычев посмотрел на него и замолчал. Только шея становилась кирпичной. Игорек аккуратно приоткрыл дверь и исчез.

Лицо Дорычева уже полностью налилось кровью, и он прохрипел:

- Кто? Царицу наук презирать? Праздник мысли? Со стипендии сниму!

Дорычев преподавал предмет, называвшийся "Философские проблемы кибернетики". Лет десять назад он вел диалектический материализм. С той поры осталась у него несгибаемая вера в философию.

Даша, отличница и тонкий дипломат, встала и грудным голосом запела:

- Вячеслав Геннадьевич! Это же Игорь Круглов! Вам разве в деканате про него не говорили? Это человек трудной судьбы. У него неврозы!

- Не... Нерво... Неврозы! Ать... Ать... Ать! - не то заикался, не то сгоряча рубил слова профессор.

Слава Богу, прозвенел звонок. Дорычев вгляделся в симпатичную Дашу и всем все простил.

Игорек тем временем уже садился на троллейбус, ехал на электричке в Павловск, входил в парк. У деревянных ворот его встречал сторож в синем мундире с золотыми пуговицами, ласково приветствуя:

- Что-то давно не были, господин студент!

- Дела... - рассеянно улыбался Игорек.

И углублялся в аллею.

Он шел, и рядом кувыркался кленовый красный листок. То тяжелое и непонятное, чем полна современная городская жизнь, отлегало.

На пригорке ели мед три медведя, зачерпывая лапами из тяжелой колоды и покачивая довольными мордами. На медведей смотрели с любопытством и страхом из-за аккуратного частокола десятка два дам в кринолинах и примерно столько же кавалеров в белых чулках.

Игорек замотал головой. Довольно странная была картина.

Однажды встретилась молодая дама в розовом шелке и спросила его о чем-то по-французски. Но он ничего не понял и, пробормотав: "Извините!" пустился бежать.

Игорька вообще тревожило постороннее внимание к собственной персоне.

В павловском парке встречались ему и другие компании. То попадалась маленькая семья, закусывающая бутербродами на бледно-голубом покрывале, то бабушка с внучкой, составляющие гербарий, то двое-трое мужчин, загораживающие спинами что-то, что издавало характерное позвякивание и бульканье. Но и своих современников бежал он, сворачивая из аллеи к дикообразным ельникам и березнякам и нечаянно ступая в спрятанные в траве холодные лужи.

Позже, когда Даша объяснила Игорьку особенности его шального воображения и научила хотя бы временно отпугивать слишком уж назойливые картины, он решил разобраться с парком. Игорек прочитал в Публичке, что в павловском парке ничего дикого и первозданного нет. Каждая береза была сначала помечена на плане неспешным садовником, волшебным Камероном, затем высочайше утверждена. Некоторые деревья и вправду счастливо избежали топора лесоруба, но другие, бережно перевезенные из глухомани, лишь притворялись, что сами собою произрастали на лугу.

Впрочем, все это было не важно. Сейчас он торопился к заветным трем березам посреди поляны. Это было его пространство, обнаруженный им небольшой мир с тремя белыми осями координат, уходившими в своей специальной системе прямо в небо.

Никто! Никто не мог и ничто не могло сюда подобраться и потребовать от Игорька: думай так, делай это. Он присел на полузатонувший в земле корень, отходящий от ствола в сторону, будто коготь драконьей лапы. По поляне гулял и серебрил травы ветер. А Игорек блаженствовал среди трех берез, словно в центре мироздания.

Конечно, подобные прогулки были небезопасны. Например, из-за возможных штрафных действий со стороны деканата.