Оправдание   ::   Быков Дмитрий Львович

Он водил прилично, дорога была пустая, а выпить ему сейчас требовалось, тем более что погода установилась на редкость промозглая. Добро бы настоящие холода – но они все не наступали, а вместо них стояло серое, сирое не пойми что.

Коротко поговорили о путче, Кретов весь его пересидел на даче, слушая радио, и расспрашивал о подробностях, но Рогов путчем не озаботился. Во-первых, он не выходил из дома, чтобы не пугать мать, а во-вторых, был все-таки историком, уже четверокурсником, и понимал, что из подобной затеи ничего выйти не могло. Шум вокруг августовской победы только раздражал его, а последствия могли оказаться хуже всякого путча – победители получили карт-бланш, о котором не смели и мечтать.

– Вот и я говорю, – удовлетворенно поддакнул Кретов. – Если бы кто сейчас и мог взять власть… да их, верно, не осталось никого.

– Подпольный обком? – спросил Рогов. – Стальная когорта? Золотая рота?

– А ты не смейся. – Старик кряхтя налил себе и ему. – Помнишь, был у нас с тобой разговор насчет того, как нефть делят на фракции?

– Помню. Перед самой армией.

– Так вот. Я объяснял тебе тогда, да ты не врубался. Посадки-то эти для чего нужны были? Ты небось наслушался: армия бесплатных рабов… Нет, голубчик, они бы и на обычных своих местах пахали как бесплатные рабы. Все это, Слава, был один большой фильтр, так я понимаю. И задача его была одна – отфильтровать тех, кто в случае чего и войну отразит, и страну поднимет, и мир завоюет. Прикидываешь?

– Это как же – отфильтровать?

– Да очень просто, милый. Проще не придумаешь.

– Кто выживет, что ли?

– Не-ет, кто выживет – те второй сорт. – Кретов разгладил усы большим пальцем правой руки. – Те жилистые, конечно, крепкие ребята, но они слабину дали – себя оговорили. Им веры мало. Подписал на себя показания, еще пару-тройку человек сдал – и ту-ту, поехал жопой клюкву давить. Эти годятся на исполнителей – максимум. А первый сорт, элита – те, кто ничего на себя не подписал. Ни единого словечка не признал. Не оговорил никого под пытками. Как ему еще было проверить население? Гитлер в Германии вовсю пытает своих, крепчайшие коммунисты ломаются, война неизбежна – как тут разберешь, кто сможет такой махине противостоять? Он и отбирал – жестоко, конечно, но если вдуматься, так способ его был не худший. Нет, не худший.

– Не может этого быть, – сказал Рогов не очень уверенно. – Ведь единицы же выдержали, остальные сломались…

– То-то и оно, что единицы. – Старик поднялся пошуровать в печке. – Единицы, а зачем ему остальные были нужны? Он так и решил для себя: остальных – не жалко. Если они все такие гнилые, с ними не то что светлого будущего, прочного настоящего не построишь. Вот и стал делить на сталь и шлак. Большинство – в лагеря: лучшего недостойны. Он бы всех потихоньку туда переместил. Жили бы, как в Камбодже при Пол Поте. Ты обрати внимание, что он ведь и окружение начал фильтровать: в последние годы под Берию подкапывался, на Молотова орал… Мы-то знали, как он на Девятнадцатом съезде ярился. Передали только официальную его речь, маленькую, – доклад Маленков делал, – а он потом на закрытом совещании еще три часа говорил! В семьдесят-то лет, прикинь… Он потому и тасовал их как хотел. Ягоду снял, расстрелял. Ежова снял, расстрелял. Берию не успел.

Чтобы избавиться от наваждения, Рогову понадобилось встряхнуть головой и заново осмотреть давно знакомую обстановку кретовского жилья – стол, печь, диван. Все было прежнее, никакой мистики. Но то, что говорил старик, выглядело не просто убедительным – все это совпадало с роговскими армейскими догадками, таимыми даже от себя.

– Ладно вам, дядь Леш, – сказал он без особенной уверенности. – Эта вся мясорубка не при нем началась, не на нем и кончилась.