Ошибка канцлера   ::   Молева Нина

Теперь, когда Замоскворечье осталось в далеком детстве, встреча с Климентом становилась событием. Между делом не пройдешь, а выбираться на экскурсию, казалось, не было прямого основания. Вопросы, подсказанные полицмейстерским указателем, не решались на глаз, и все-таки, может быть, что-то осталось упущенным, незамеченным и недосмотренным. Предмет детских фантазий и предмет исследования не могут не разниться между собой.

Его даже не пришлось обходить кругом. Со стороны Климентовского переулка между Климентом и трапезной поднималась в облезлом кирпиче высокая труба – плод забот замоскворецкой купчихи, захотевшей разориться на духовое отопление. Потоки дождя от исчезнувшего водостока вспучили штукатурку, и на ее изломе было ясно видно: постройки возводили отдельно – между кирпичной кладкой обеих не было связи. Больше того, рядом с щегольской кладкой Климента, по ниточке выложенными подбористыми рядами кирпичей кладка трапезной выглядела неряшливей, дешевле. Иные мастера – иной почерк. Но тогда как объяснить, почему разорившийся на Климента безвестный коллежский асессор так нелепо сэкономил на небольшой пристройке, повредив своему детищу? Что помешало ему воспользоваться услугами одного архитектора и одних и тех же строителей?

Можно было не сомневаться, чиновник Конторы полицмейстера не был ни историком, ни тем более первооткрывателем. Каждый приведенный им факт заимствовался из не вызывавших у него сомнения источников. Скорее всего, печатных. Но все дело в том, что доверие к печатному слову в наши дни и в прошлом веке было разным. В ошеломляющем, ни на мгновенье не прекращающемся потоке информации мы непроизвольно перестаем фиксировать ее источники: где-то читали, где-то видели, от кого-то довелось услышать. Телевидение, радио, журналы, газеты, книги, доклады – если даже они перестают различаться памятью, что говорить персонально об авторах информации. Для прошлого века все выглядело иначе. Прежде всего – кто. Кто выступил с сообщением, публикацией документа, комментарием. За учеными, особенно в области истории, сохранялось, и в лучшем и в худшем смысле этого слова, право на индивидуальность. Один слишком восторженно относился к своим находкам, не отягощая себя сравнительным анализом, другой слишком упорно шел за единожды намеченной концепцией, третьему не хватало для правильных выводов эрудиции, четвертому… Короче говоря, перед тобой ложились своеобразные визитные карточки, которые вызывали на доверие, но и всегда предупреждали о необходимых коррективах.

И еще – практика прошлого века не знала собственно «москвоведов». Заниматься специально описанием хроники одного дома, живших в нем людей, реже – случавшихся событий ученые не ставили своей целью. Факты подобного рода возникали в ходе собственно научных исследований и оставались как бы на полях основной работы.

Вадим Васильевич Пассек, друг Герцена и Огарева. Сегодня на месте его уютного особнячка на Остоженке проросший лебедой пустырь. Когда-то носилась в воздухе идея снести всю обращенную к Москве-реке сторону улицы, и он попал под горячую руку вместе со своими ближайшими соседями. Позже районные власти упорно хотели разместить на расчищенном месте свою резиденцию. Так или иначе – дома нет. Осталась земля, которая привечала участников знаменитого московского кружка, где можно было встретить и М. Н. Загоскина, и В. И. Даля, и поэта Федора Глинку.

У Вадима Васильевича свои увлечения. Он не только археолог – ему первому приходит на ум попытаться популяризировать эту непростую науку, а вместе с ней этнографию и историю быта. Так появляются его «Очерки России».