Пауки и мухи   ::   Биой Касарес Адольфо

– Давайте разберемся. Попрошу вас припомнить хоть одного из них. Несдержанный, грубый? Прекрасно. Что вы можете сказать об их одежде?

– Теперь, если подумать, мне кажется, что одеты они как-то странно.

– Как-то странно? Поясните, пожалуйста.

– Не знаю, как вам сказать. Словно это люди из других краев, из другого времени.

– Римляне? Китайские мандарины? Рыцари в доспехах?

– Нет-нет. Люди, одетые как в начале века. И к тому же крестьяне. Сейчас я уверен: это крестьяне в деревянных башмаках. Я так и слышу их тупой смех, стук башмаков по деревянному полу. Это противно до тошноты.

– А где все происходит?

– В нашей комнате. Вы знаете, как бывает во сне: комната наша, но в ней все по-другому.

– Давайте по порядку. Что вы можете сказать о мебели?

– Сейчас соображу. Такую мебель я видел только во сне, в снах, каждую ночь. Как только появляется буфет, я уже знаю, что сейчас произойдет. Кошмар начинается с буфета.

– Какой он?

– Из темного дерева. Помните картинки из сельской жизни, комнату в деревенском доме, женщина сидит за прялкой? В моих кошмарах наша комната точно такая же. Человек говорит себе: здесь ничего не может произойти, и оттого еще страшнее все, что происходит потом.

– Прекрасно. Еще что-нибудь примечательное?

– Когда я смотрю в окно, я почти никогда не вижу железнодорожные пути. Обычно за окном каналы, низкие, залитые водой поля, море на горизонте.

– Вы жили на берегу моря?

– Какое море? Я из дальней провинции. Никогда не жил на берегу, никогда не видел моря. Я увидел залив Ла-Плата только в Буэнос-Айресе.

– Буду с вами откровенен. Я ничего не могу сделать для вас и могу все. Поймите, вы словно в глубокой яме. Хотите выбраться из нее?

– Еще бы не хотеть.

– Тогда сейчас же поедемте в Турдеру. Уверяю, Сколамьери вас не разочарует. Что я вижу в ваших снах? Я бы сказал, что вы украли их у другого. Что еще? Измена – значит верность. Каналы – плохие друзья. Деревянные башмаки – вы порядком сластолюбивы. Но я тут – не авторитет.

– А кто такой Сколамьери?

– Некий сеыьор, мой друг, который живет в Турдере. Он занимается йогой, наделен даром толковать сны, учит человека дышать, мало ли что. Посоветуйтесь с ним.

– Знаете, дружище, – ответил Рауль, – не сердитесь, но я сейчас не расположен ни ехать в Турдеру, ни открывать душу йогу, или как там зовется этот индус.

Мансилья настаивал, Рауль был тверд; консультацию отложили до другого раза. Когда они расстались, Рауль понял, что сейчас ему не до виноторговли. Он сел в поезд и поехал домой. И еще он понял, что никогда не поедет к йогу, потому что это ему уже ни к чему. Разговор очень утомил его – он устал больше, чем если бы целый вечер ходил пешком по Буэнос-Айресу, собирая заказы, – но вместе с тем принес облегчение. Пелена спала с его глаз.

Застыв на сиденье, усталый, счастливый и чуть растерянный, он размышлял об опасности, которой подвергался. Ему зримо представлялось недавнее безумие – оно как распавшаяся скорлупа, он высвобождался из нее, он был спасен. Теперь ему не хватит всей жизни, чтобы заслужить прощение жены.

Когда он вышел на станции Колехьялес, ему показалось, будто все как-то странно на него смотрят. Он пошел было домой, но подумал, что если человеку кажется, будто на него странно смотрят, – значит, он не в себе; чтобы все прояснить, он направился к газетчику.

Тот тоже посмотрел на него странно.

– Вы еще не знаете, дон Хихена? – спросил он после паузы и указал рукой. – Она перешла вон там, через улицу Хорхе Ньюбери, и упала прямо на рельсы, под электричку, шедшую в Ретиро.

В разговор вмешались другие.