Перо (Пути - дороги)   ::   Гурфель Бенор

Однако будучи правоверным комсомольцем и рассматривая жизнь с этих позиций, Борис отбросил чуждые рекомендации Роман Абрамовича и "обывательские" советы родителей и сделал, первый в своей жизни, самостоятельный выбор - подал бумаги на историко-филологический.

Легко сдал вступительные экзамены и... началась весёлая студенческая пора. Лекции, семинары, студенческие пирушки, девочки, поездки в подшефные колхозы, общественные дела. Всё это заполняло дни и недели, некогда было оглянуться. Однако, примерно с курса третьего, стал Борис задумываться о жизни. Мало заметное течение стало постепенно относить его к определённому кругу. Участников этого круга тогда презрительно называли "стилягами". Они отличались определённой начитанностью (Хэмингуей, Ремарк), любили Есенина, Вертинского и Лещенко, относились критически к преподавателям кафедры марксизма-ленинизма, называя их, между собой "колунами". Всё это не способствовало обретению внутренней цельности и вносило разлад между аудиторными лекциями и внеаудиторными разговорами.

И тут произошла встреча надолго определившая будущее Бориса. Как-то на перемене к нему подошла Тося факультетская секретарша и таинственно округляя глаза и понизив голос, сообщила, что с Борисом хочет побеседовать кто-то и ему надо немедленно зайти в деканат. Зайдя в деканат, он увидел хорошо одетого, средних лет, улыбчивого мужчину, уверенно сидящего в кресле декана.

- Новый декан, что-ли - подумал Борис. Но это был не декан.

- Я из комитета государственной безопасности - широко улыбаясь произнёс незнакомец - зови меня, ну скажем, Андрей Николаевич.

И далее, в течении часа, последовала беседа из которой Борис узнал, что органы уже давно интересуются и наблюдают за его поведением и за его дружескими контактами. И надо прямо сказать, что они огорчены. Очень, очень огорчены! И их огорчение происходит от того, что Борис слепо и бездумно губит свою столь многообещающую карьеру.

Он, Андрей Николаевич, тоже любит читать Хэмингуэйя и с удовольствием слушает Вертинского, но всё это в нерабочее, только в нерабочее время! А в рабочее время и мы - чекисты и вы - журналисты должны укреплять идеологическое единство нашего народа. Последовательно... неуклонно... бороться... искоренять... принципиально...

Много подобных фраз пришлось выслушать Борису, но главное пришло в конце

-         Так вот, Боря - отечески произнёс Андрей Николаевич - будем работать вместе. Ты нам будешь помогать, мы - тебе. Лады?!

Борис смотрел в серые, неулыбчивые глаза "Андрей Николаевича", слушал его мягкий баритон... Почему-то было ужасно жалко себя, своей сломанной юности, своей несостоявшейся будущности. А почему это не состоявшейся? Вот оно - будущее, сидит на расстоянии трех метров. Стоит только руку протянуть. И кто сможет упрекнуть Бориса? Кто и что ему давал бесплатно, за просто так? И сейчас выбросить, с таким трудом достигнутое, свинье под хвост?! Нет и нет! Он не отдаст так просто всё, к чему с таким трудом продирался все эти годы.

Так Борис Малкин сделал второй в своей жизни сознательный выбор. Нет, он не отошёл от своих диссидентских друзей и не примкнул к комсомольским активистам, а остался где-то между. Его принимали и в той и в другой кампании. И тут и там он был как бы между своими. Только неясно было где же, по настоящему, были свои?

Закончив университет и получив, неожиданно для всех, лучшее возможное распределение - в местную областную газету, Борис не выглядел счастливым. Вместо того чтоб вступить в реальную жизнь с определёнными установками, он, за пять лет обучения в ВУЗе, не только растерял свою школьную идеологическую девственность но и не приобрёл вместо нее ясную жизненную позицию. Он стал относиться к своей профессии, да и к жизни вообще, так как когда-то говорил о ней Роман Абрамович - цинично, с кривой полу-улыбкой.