Убийство в замке   ::   Аддамс Петер

Его злодеяния поддерживали славу захолустной таверны до сегодняшнего дня и делали ее заманчивой для туристов.

Билл Шеннон, последний отпрыск владельцев кузницы, был кротким, добродушным, малоразговорчивым человеком, но обладал здоровой коммерческой смекалкой. Он позаботился о том, чтобы зал таверны был оборудован в духе семейных традиций. Стены и потолок были покрыты копотью. Цепи, колеса и клещи художественно оформляли помещение. Они были выкрашены коричневой краской, что производило впечатление то ли ржавчины, то ли невинно пролитой крови.

Когда какой-либо приезжий спрашивал, действительно ли триста лет назад таверна выглядела так же, как сегодня, лицо Шеннона принимало задумчивое выражение и он искренне заявлял:

— Нет, сэр, не совсем триста, но то, что так было по меньшей мере двести семьдесят пять лет назад, — за это я готов поклясться на огне. — Он вытягивал свою руку с толстыми пальцами в сторону камина, который был не настоящим, а представлял собой кузнечный горн с мехами, какие можно встретить в старых кузницах.

В присутствии Дороти Торп хозяин никогда не осмеливался связывать известность своей таверны с подобными историями. Она обладала подлинно английской трезвостью, критическим складом ума и нередко ядовитым юмором. Даже когда Шеннон доходил до самого главного в своем увлекательном рассказе, а именно о том, как отпрыски его предков играли с отрубленными головами, приговаривая: «Продаю свеклу — сколько даешь», он прикусывал язык, если в дверях неожиданно появлялась тощая фигура леди Дороти Торп.

— Ты неплохо морочишь голову, Билл, но тебе не хватает исторических познаний, чтобы казаться правдивым, — резко обрывала она трактирщика. Не зря же до замужества она была учительницей в Уолсе. — Ведь игру «продаю свеклу сколько даешь» мы с тобой сами выдумали, когда протирали штаны за партой воскресной школы.

В таких случаях простодушный трактирщик замолкал. Оп приносил Дороти Торп напиток, который она принимала как лекарство для желудка вот уже двадцать лет. Коктейль был весьма своеобразен. Даже у старого морского волка, который одним глотком осушит стакан, перехватило бы дыхание. Он состоял из пивной кружки чистого виски, в который добавлялись половина чайной ложки черного перца, яйцо, мускат и щепотка соли.

Пополудни, когда началась наша история, Дороти Торп пропустила два стакана этого дьявольского напитка, как его называл Шеннон. За несколько часов до этого в каменистой земле старого кладбища Уолса она похоронила своего мужа. Одетый еще во все черное, Шеннон был одним из участников похорон. Но только сейчас он принялся изливать свои чувства:

— Хотя я почти не знал сэра Роберта, я ощущаю, как во мне растет чувство глубокой печали…

— Перестань печалиться, — прошипела в ответ Дороти. — Так же как и я, ты знаешь, что эта смерть не была для меня болезненной утратой, напротив, это радостное событие. Человек, который тридцать лет назад своими офицерскими манерами и усами заставил меня забыть, что я обладаю весьма здравым и критическим умом, жил на тридцать лет дольше, чем было нужно. О, если бы он на следующий же день после нашей свадьбы свалился с лошади или утонул! Любая другая естественная или неестественная смерть меня бы тоже устроила.

Вдове было за пятьдесят. Она была тоща, но не без своеобразного шарма. Ее здоровые белые зубы немного выдавались вперед, и, когда она смеялась, Шеннон всегда слегка вздрагивал, ему казалось, что она укусит его за палец.

— Если ты говоришь серьезно, то я не понимаю, почему ты так долго ждала, заметил кроткий отпрыск кровожадных головорезов.

— Всерьез ли я говорю? Еще бы! Эх, ты, лысина на двух ногах, — вставила Дороти.