Пятно   ::   Нилин Павел

---------------------------------------------

Нилин Павел

Пятно



Павел Нилин

Пятно

Никто из товарищей не мог бы в точности сказать, где вырос и где оставил семью этот невзрачный на вид, неразговорчивый, тихий и как будто застенчивый Антон Барыкин.

Никто не помнит теперь, когда и откуда пришел он сюда, в это стрелковое подразделение, которым командует капитан Князев.

Никто, впрочем, никогда и не спрашивал его об этом. Как-то так не удавалось спросить.

И он сам никого ни о чем не спрашивал.

В землянке в краткие паузы между боями он сидел всегда в сторонке, вечно занятый починкой своих штанов или прилаживанием часто рвущихся ремней на вещевом мешке.

Писем он никому никогда не писал. И неизвестно было, грамотен ли он.

Газет и книг в его руках никто не видел.

А когда с ним разговаривал заместитель политрука, он на все вопросы отвечал кратко и неохотно, уклончиво.

Бывают такие скрытные, тихие люди.

Но когда начинался бой, человек этот немедленно преображался, становился подвижным и цепким и лез в самое пекло, будто специально отыскивал для себя наиболее трудное положение в этой достаточно трудной и тяжелой войне.

И заметно было, что драться он умеет, что в боевом азарте он не теряет головы и смелость его постоянно сочетается со сноровкой и ловкостью и природным неистребимым лукавством.

Однажды зимой он прыгнул во время боя в глубокий немецкий окоп, где сидели на соломе два солдата и офицер.

Двух солдат, растерявшихся, должно быть, от неожиданности, он заколол штыком.

А офицер, не растерявшись, выбил у него из рук винтовку, свалил его, подмял под себя и стал душить.

Офицер был крупный, тяжелый и толстый, - может быть, больше оттого, что надел из-за невыносимых холодов сверху шинели дамскую беличью шубу.

Видно, и дама, носившая когда-то эту шубу, была не из мелких.

Маленький Барыкин совсем было исчез под грузной тушей офицера.

Но через мгновение офицер вдруг всхлипнул, дернулся и свалился в мокрую солому, устилавшую глубокий немецкий окоп.

Оказывается, Барыкин, полузадушенный, отыскал под беличьей шубой офицерский кинжал и сквозь сложную броню из шинели, мундира и теплой старушечьей вязанки пропорол офицеру брюхо.

В другой раз Барыкин оказался наедине с тяжелым немецким танком, прорвавшим наше боевое охранение.

Похоже было, что Барыкина больше нет. Может, танк уже раздавил его.

Но вдруг танк рванулся назад, подпрыгнул и закрутился, и тогда стало ясно, что боец тут, живой и здоровый. Он только прижался к снегу в своем белом маскировочном халате.

Вот он, чуть различимый на снегу, подползает к танку...

Много разного можно рассказать про Барыкина.

Всю зиму батальон под командой капитана Князева, как вся армия наша, начавшая наступление, шел в метель и в мороз по глубоким снегам, пробирался ползком в дыму жгучей поземки, часами и сутками лежал под открытым небом, на обледеневшем снегу, блокируя и атакуя узлы немецкого сопротивления.

И под ураганным огнем противника, под кваканье, и клекот, и визг немецких мин батальон входил в новые, отбитые у немца деревни, где над теплым пепелищем, над развалинами больниц и школ, над опаленными кустами фруктовых садов еще качаются тени повешенных, и плачут осиротевшие дети, и причитают древние старухи, призывая бога в свидетели неслыханных злодеяний немца.

Никогда не забыть этих зрелищ. Даже самые отсталые бойцы, охваченные гневом, становятся героями, рвутся вперед, забывая об усталости.

Выносливостью и даже смелостью теперь, пожалуй, нелегко удивить.

И все-таки Барыкин, рядовой, невзрачный на вид красноармеец, именно этим удивляет многих.

А совсем недавно, вот на этих днях, в апреле, он, казалось, сам превзошел себя.