Плотские повести   ::   Поляков Юрий

- Садитесь, мадам! - халтурщик указал на освободившееся место. - Сейчас я вас изображу!

- Нет, не изобразите, - покачала головой Лидия Николаевна.

- Почему это - не изображу? В любом виде изображу!

- Вы не умеете.

- Что значит не умею? Я Суриковку закончил!

- Дело не в том, кто что окончил, а в том, кто на что способен.

- Да идите вы! - помрачнел псевдо-Сезанн. - Не мешайте работать! Кто следующий?

Но лучше бы он этого не говорил. На стульчик перед ним тяжело уселся Костя:

- Я - следующий. И не дай Бог мне не понравится!

Суриковец испуганно посмотрел на громилу-телохранителя, быстро заправил чистый лист и засуетился карандашом. Тем временем освободился еще один художник, но едва Лидия Николаевна двинулась к нему, он отрицательно помотал головой:

- Вам лучше Володю Лихарева подождать.

- А где он?

- Пошел куда-то. Вернется. Но он рисует только тех, кто ему понравится…

- А вы?

- Мы - всех, кто платит. Присядьте, вон его место, - и художник указал на пустовавшие стульчики около треноги с портретом школьницы.

Она просидела минут десять, наблюдая за тем, как на ватмане псевдо-Сезанна стало вырисовываться нечто очень отдаленно, но весьма льстиво напоминающее Костину изуродованную физиономию.

- Вы хотите портрет?

Лидия Николаевна обернулась на голос: перед ней стоял худощавый, почти тощий молодой человек в потертых джинсах и вылинявшей майке. Его впалые щеки и подбородок покрывала короткая бородка, а длинные волосы были собраны в косичку. Он внимательно и чуть насмешливо смотрел на женщину, расправляя длинные нервные пальцы, точно виртуоз перед выходом на сцену.

- Да, я хочу портрет!

- А почему здесь? Приходите ко мне в мастерскую! Я дам адрес.

- Нет, здесь! - капризно сжав губы, ответила Лидия Николаевна.

- Ну что ж, здесь так здесь. Давайте попробуем…

- Значит, я вам понравилась?

- Понравились. Но должен вас предупредить: я беру дорого.

- Это неважно. Я заплачу столько, сколько скажете, если и мне понравится!

- Договорились.

Он разложил на коленях папку и несколько раз провел ладонями по чистому листу, точно стряхивая невидимые соринки, потом долго в задумчивости осматривал карандаш.

- Вы хотите, чтобы я нарисовал вас в этих темных очках?

- Нет, конечно! Я просто забыла…

- Ну, разве можно прятать такие глаза? - улыбнулся Володя. - Они у вас цвета вечерних незабудок.

- Почему вечерних?

- Потому что, когда солнце прячется, все цветы грустнеют. Как вас зовут?

- Лидия.

- Меня - Володя.

- Я знаю. Вы не похожи на остальных…

- Что ж в этом хорошего? Непохожим живется трудней. У вас есть тайна?

- Что?

- Тайна.

- У каждого есть какая-нибудь тайна…

- Нет, вы меня не поняли. Есть у вас нечто такое, что вы скрываете ото всех? От вашего мужа, например?

- А почему вы решили, что я замужем? Из-за кольца?

- Кольца? Честно говоря, я не заметил вашего кольца. Просто у вас лицо несвободной женщины.

- Почему - несвободной?

- Мне так показалось.

- Володя, вы хотите выяснить мое семейное положение или нарисовать меня? Да, я замужем. Этого вам достаточно?

- Достаточно. Но должен вас предупредить: портрет может выдать вашему мужу что-нибудь такое, что ему знать совсем даже не следует.

- У меня нет тайн от мужа.

- Не сейчас - так потом, когда тайны появятся.

- По-моему, вы преувеличиваете ваши способности.

- Я честно вас предупреждаю. Может быть, не будем рисковать?

- Нет у меня никаких тайн. И не будет. Рисуйте! - щеки Лидии Николаевны вспыхнули, а тщательно выщипанные брови гневно надломились.

- Замечательно! Ах, какие у вас теперь глаза!

- Какие?

- Цвета предгрозовой сирени.