Победа. Книга 2   ::   Чаковский Александр Борисович

Товарища при случае выручит, но и своего не упустит! Все-таки тридцать лет, очевидно, не прошли для него даром. Он не только постарел, но, видимо, кое-чему научился. Что ж, я рад за него. „Ивнинг гардиан“ хотя и не очень известная газета, но я о ней все-таки слышал. Кажется, она достаточно реакционна. Впрочем, где же и работать такому молодчику, как Чарли Брайт! Не в коммунистической же „Дейли уорлд“!»

Вместе с тем что-то омрачало мою радость и безотчетно коробило меня. Я не мог бы сказать точно, что именно. Брайт все время как будто старался показать товар лицом. «Когда-то я казался тебе годным только на то, чтобы бегать с высунутым языком по заданию боссов и щелкать фотоаппаратом, – как бы говорил он, – Теперь я сам стал боссом. Видишь?!»

– Ну, а ты, Майкл?.. Как ты? – спросил Чарли. На этот раз голос его прозвучал так дружелюбно, что мне стало стыдно. В самом деле, что я на него взъелся? В сущности, что он такого сказал?

Я улыбнулся и развел руками:

– Бунгало нет, плавательного бассейна тоже. И отделом не руковожу.

– Перестань, Майкл, я не об этом тебя спрашиваю, – с искренним упреком сказал Брайт.

– Прости, Чарли, я пошутил. Просто я очень рад за тебя.

– Спасибо. Но о себе ты можешь что-нибудь рассказать? Как ты жил все это время?

– Работал. Как говорится, без особых взлетов и падений.

– Ты женат?

– Да.

– Мария? – он произнес это имя полуамерикански-полурусски: «Мэрриа».

– Она.

– Дети?

– Сын.

Мы поменялись ролями: теперь спрашивал он.

– Взрослый? – поспешно, словно это имело для него особое значение, спросил Брайт.

– Двадцать восемь лет. Почти старик.

– Тоже журналист?

– Нет. Бог спас. Служит в авиации. В гражданской.

Я бы мог, конечно, сказать ему, что Сергей работает радистом на самолете «ИЛ-62», который совершает регулярные рейсы между Москвой и Нью-Йорком, но… Но почему-то я умолчал об этом. Сам не знаю почему.

Может быть, потому, что настоящего разговора у нас с Брайтом не получалось. В жизни часто бывает, что мы с нетерпением ждем свидания с, казалось бы, дорогим человеком из прошлого, а когда свидание наконец происходит, этот человек оказывается призраком…

Таким призраком представлялся мне сейчас сидевший передо мной человек. Слишком много было связано у меня с Потсдамом. И, судя по всему, слишком мало у Брайта…

– А сам-то ты, сам-то как? – Брайт спрашивал поспешно, торопливо, будто хотел избавиться от вопросов с моей стороны. Впрочем, наверное, это мне просто почудилось.

– Что тебя интересует? – По правде говоря, у меня не было желания подробно рассказывать ему о себе.

– Сделал карьеру? – нетерпеливо спросил Брайт. – Какую? Ты ведь собирался стать историком, верно?

– Верно. Но не получилось. Работаю в журнале «Внешняя политика». Слышал о таком?

– Нет, – признался Брайт. – Да и где там! Едва успеваю читать газеты.

«Ведь и в самом деле „не получилось“, – с запоздалым сожалением подумал я. – Вернувшись из Потсдама, я хотел, кажется, только одного: быть вместе с Марией! Потом родился Сергей. Потом предложили работу в „Правде“, в международном отделе, потом перешел в журнал. В качестве специального корреспондента стал часто ездить заграницу. Аспирантура откладывалась из года в год. В конце концов превратился в журналиста-международника».

Но объяснять все это Брайту не имело смысла. Да и вряд ли заинтересовало бы его. Нас связывали с ним всего-навсего две недели в Потсдаме. А разъединяли целых тридцать лет. Впрочем, среди четырнадцати дней, проведенных тогда в Берлине – Потсдаме – Бабельсберге, были два или три, о которых не следовало забывать. Я их и не забыл. И пусть он не думает, что я их забыл. Мы и попрощались тогда по-хорошему, как друзья.