Погнали   ::   Хелл Ричард

Твои глаза — как драгоценные камни, страдающие от безнадежной любви. А потом тебя вновь накрывает волна ужаса и отчаяния.

* * *



Никогда раньше об этом не думал. Хватаю блокнот, чтобы записать мысль о сходстве прошлого и настоящего.

Хочется писать. Только что вмазался, и мне хочется писать. Плохо. Это значит, что часа через два меня опять будет ломать.

Бросаю работу. Иду в туалет, потом — в спальню. Надеваю трусы и черные «левисы» в обтяжку с парочкой замечательных дырок на бедрах, обожженных по краю, в тех местах, где я их повесил, когда срочно сушил в духовке перед концертом. Надеваю рубашку в полоску с обрезанными рукавами и натягиваю носки, которые вроде бы не пахнут. Потом достаю из-под кровати телефон и иду с ним в гостиную. Сажусь на свое продавленное местечко на диване. Телефон ставлю рядом.

Вот он я. Сижу. Вот он, член у меня в штанах — теплый, тяжелый, при полной потенции. Может быть, стоило бы подрочить. Я не оргазмировал уже несколько дней — это как пописать или просраться. Получается только на кромке прихода.

Падает пыль. Скелет достает из штанов свой член. Вау. Удовольствие — как пронзающие осколки, как будто внутри перекатываются звенящие треугольнички. Вау. Господи, все происходит так быстро, когда ты под дозой. Горячий поток. Это как спазм, как маленький эпилептический припадок. Ты почти видишь звезды.

Но потом все проходит, и ты чувствуешь только легкое опустошение; ты весь насторожен, ты слишком на взводе и не даешь себе погрузиться в это сладостное ощущение безмятежности больше, чем на минуту. Удовольствие от небрежного пресыщения — как будто ты объелся попкорном. Застегиваю штаны и отдаюсь ускользающему ощущению.

Солнце уже высоко. Меня беспокоит избыток света. День вступает в свои права. Кому позвонить? Должны же остаться нормальные люди. У кого-нибудь всегда найдется десятка. Или даже двадцатка взаймы. У меня есть еще книги, которые можно продать? Или, может, опять заложить гитару? В общем, выход всегда найдется.

В гостиной прохладно. Весна — это самое холодное время года, потому что температура болтается где-то в районе отметке, когда домовладельцам разрешается по закону отключать отопление, и они всегда пользуются этим правом.

Дзинь. Замечательно. Удача мне не изменяет. Это значит, как минимум десять долларов. Люди, которые мне звонят в это время, должны знать, на что нарываются.

Это Крисса. Деликатный момент. Наши с ней отношения зашли значительно дальше, чем это удобно в подобных случаях. И все же я знаю, что она кредитоспособна и что она дорожит нашей дружбой.

— Крисса, я как раз о тебе вспоминал.

— Правда? Как мило.

— Да? Ну, да.

— Да.

— Чего звонишь?

— Напомнить тебе, что сегодня у нас встреча с Джеком.

— О, черт. Я совсем забыл…

— Поэтому я и звоню напомнить. Тебе не надо о чем-то волноваться. Джек считает, что ты замечательный. У него на тебя планы.

Она разговаривает так забавно, потому что она француженка.

— Ага, но я что-то себя плохо чувствую.

— Что с тобой?

— Ну, просто мне как-то нехорошо, и денег у меня — на нуле. Мой холодильник — как город-призрак. В общем, я в полном расстройстве… я только-только проснулся, и сразу все эти мысли полезли… как все плохо, ну и вообще…

— Ты голодный?

— Ну, немного голодный. У меня есть овсяные хлопья… то есть, с голоду я не умру, но… еще один день типа этого…

— Что?

— Придется продавать книги. Гитару закладывать не хочу. У меня вечером репетиция, а Джея сейчас нет в городе, и я вряд ли найду кого-то, кто даст мне гитару. Да еще эта мудацкая студия звукозаписи…

— О.

— На той неделе адвокат должен прислать мне чек на авторский гонорар, но он не дает авансов…

— Занять тебе денег.

— А можно? Мне всего-то и нужно долларов двадцать.