Последний сёгун   ::   Сиба Рётаро

Между тем Сюнгаку и его сторонники, не подозревая, что за человек новый тайро, начали с Наосукэ прямые переговоры, надеясь склонить его к поддержке Ёсинобу. Переговоры результатов не дали, оставив у сторонников Ёсинобу впечатление, что они имеют дело не более чем со спесивым и высокомерным обывателем, совершенно не думающем о судьбах Японии.

После вступления в должность тайро Ии часто лично, без свидетелей, приходил на доклад к сёгуну и выслушивал указания правителя по важнейшим делам. Естественно, в ходе этих аудиенций он неоднократно пытался узнать мнение Иэсада о проблеме наследования.

– Скажите, кто Вам больше нравится: господин Кисю или господин Хитоцубаси? – Наосукэ задавал этот вопрос дважды, седьмого и двенадцатого числа пятого лунного месяца, оба раза, конечно, без свидетелей и в такой форме, что его понял бы и младенец. И Иэсада дважды давал на этот вопрос однозначный ответ:

– Кисю люблю, Хитоцубаси – нет, – говорил он.

Выяснив мнение сёгуна, Ии Наосукэ, однако, не стал публично объявлять о решении властителя, а, тщательно все взвесив, вполне осознанно допустил утечку информации о том, что «сёгун уже открыл свою душу» (то есть принял решение) и сделал все для того, чтобы она как можно шире распространилась по всей стране. Одновременно он начал «сдвигать влево», то есть, попросту говоря, понижать по службе чиновников – сторонников Ёсинобу. Среди них оказались и главы многочисленных группировок, благодаря которым в бакуфу только и поддерживался какой-то баланс сил (в частности, Кавадзи Тосиакира, Ёримунэ, правитель Токи и Тамба, и другие). Можно сказать, что эти начинания Ии стали первыми порывами той бури арестов, которая пронеслась над сторонниками Ёсинобу в следующем году [44] …

Между тем судьбы сторонников Ёсинобу тесно переплелись с проблемой подписания японо-американского договора о дружбе и торговле. Именно Ии Наосукэ подписал этот договор девятнадцатого числа шестого лунного месяца (29 июля 1858 года), спустя всего лишь три месяца после своего вступления в должность тайро, причем подписал, не дожидаясь на то санкции императора.

На следующий день Наосукэ, сказавшись больным, не пошел в сёгунский замок и, затаив дыхание, ждал, как откликнется на это событие страна. Узнав, что договор подвергается исключительно сильным нападкам, Ии выждал еще день, после чего наутро прибыл в замок и лично уволил двух членов совета старейшин, объявив их ответственными за случившееся. Одним из них, кстати, был Мацудайра Тадаката, тот самый, благодаря содействию которого Ии вошел в правительство и занял пост тайро. Теперь противники Наосукэ могли сколько угодно говорить о том, что он просто свалил ответственность на подчиненных – дело было сделано.

Впрочем, единственный, кто прямо и резко заявил о том, что Наосукэ поступил подло, был двадцатидвухлетний Ёсинобу из дома Хитоцубаси. Это был первый случай, когда Ёсинобу в открытую выступил против решения властей. Следует отметить, что он действовал вполне в духе теории японского государства, разработанной школой Мито: изначальным главой Японии, властелином страны, является Сын Неба – император, а правительство бакуфу – не более чем доверенное лицо, управляющее государством от его имени…

Конечно, когда Токугава Иэясу закладывал основы сёгуната, он и понятия не имел об этой юридической теории. Ее создали и развили – в частности, и стараниями адептов философской школы Мито – гораздо позже, и лишь в самом конце периода Токугава эти взгляды приобрели большую популярность у представителей воинского сословия.

Наосукэ, считал Ёсинобу, нарушил императорскую волю и заслуживает за это всяческого осуждения. Но дело не только в этом.