Повод для молчания   ::   Кривин Феликс Давидович

Но как обрывать человека на полуслове?

Праматерь откопала какой-то альбом и принялась рассматривать репродукции. Этот Галилей, конечно, умница, недаром его проходили в школе, но Праматери вдруг стало скучно, как бывало когда-то в школе, и она не могла себя пересилить, хотя ей не хотелось обижать старика.

Брэк рылся в магнитофонных записях. Метр дремал.

– Истину мало найти, ее нужно найти своевременно, в то недолгое время, когда она жива, – говорил Галилей. – Десятки тысяч томов, учебников и трактатов полны мертвыми истинами, им поклоняются, их отливают в бронзу, а тем временем живые истины незаметно доживают свой век, а если их и замечают, то лишь для того, чтобы покончить с ними, как с ложью.

– Может, поставим музычку? – спросил Брэк.

– Давай! – оживилась Праматерь и сконфузилась. Все-таки ей было жаль старика. Ей было по-настоящему жаль старика, но ей хотелось послушать музыку.

– Выключай его! – сказал, просыпаясь. Метр.

Учитель уже жалел, что принес домой эту пленку. Лучше б она лежала в лаборатории, а они бы слушали музыку, и никто б никому не мешал. И жизнь Галилея зависела б не от него, от Учителя, а от целого научного коллектива, который знает, когда включать ее, а когда выключать. Все это проходило бы в соответствии с планом работ, и даже сам Галилей не был бы в претензии. Ведь сейчас, собственно, он живет незаконно…

– Извини, Галилей, – сказал Учитель, – эксперимент на сегодня окончен.

– Эксперимент?

– Называй как хочешь. Каждая жизнь – эксперимент, иногда удачный, иногда неудачный.

– Вот это мысль! – восхитился Брэк. – Учитель, ты существуешь!

Праматерь чуть не плакала, так ей было грустно. Она уже привязалась к Галилею и даже успела немножко его полюбить. Как своего дедушку. У Праматери никогда не было дедушки, но если б он был, она бы его вот так полюбила. Как старика Галилея. И ей было б жаль, если б он должен был умереть.

Но Брэк уже держал в руках пленку с веселой музычкой, а Метр разливал в бокалы вино.

– Вы хотите меня убить? – спросил Галилей. – Именно сейчас, в самую важную для меня минуту?… Но ведь вместе со мною умрет истина… Послушайте… Я обращаюсь к суду Святой Инквизиции… Милосердной и Святой Инквизиции…

Учитель нажал на рычаг. Все было кончено.

Сразу стало так тихо, как будто одновременно выключилась вся жизнь – и в комнате, и на улице.

– Это ужасно, – сказала Праматерь, и слезы потекли по ее щекам.

Метр стал совсем маленьким. Он молчал.

– Ты хотел что-то поставить, Брэк? – Учитель никак не мог снять пленку с магнитофона. – Где же твоя музыка, Брэк?

– Вот, – протянул Брэк свою музыку, но так, что Учитель не мог ее взять, а Брэк и не спешил помочь ему дотянуться. – Вот она. Вот.

– Который час? – спросил Метр и посмотрел на часы. – Впереди еще целый вечер…

– Целый вечер, – сказал Брэк. – Целый вечер.

– Перестаньте повторять! – крикнула Праматерь, и сама повторила: – Целый вечер…

– Давайте выпьем, – предложил Метр. И погладил скульптуру Байрона.