Поздние человеколюбцы   ::   Каменецкий Александр

Конфликт для русской литературы неновый, что позволяет сделать вывод о том, что оба писателя, овеянных славой нарушителей табу и т.д. и т.п , принадлежат, несомненно, к самому что ни на есть классическому "мэйнстриму", начало которому положено Гоголем и Достоевским. Другое дело, что решают они эту вечную проблему в духе несколько иной традиции - в духе экзистенциализма, a priori отказываясь от осуждения социума и от борьбы с ним. Набившее оскомину достоевское "среда заела" с логически вытекающим отсюда выводом о необходимости среду насильственно изменить (навязчивая идея большинства наших великих) и Пелевин, и Лимонов игнорируют, используя черные краски лишь для подтверждения изначальной мысли о том, что мир как таковой, воспринятый невооруженным глазом, - зло, а человек - и одинок, и потерян. Если что и можно изменить, то себя самого, в себе самом найти ответ для преодоления зла - таков основной конфликт и "Чапаева...", и "Эдички...", а если точнее, то это противостояние истинного, светлого и сильного ядра, центра личности и беснующихся орд "темной стороны" личности же, а не пьяных матросов или лимоновских мелких бесов. И если Достоевский полагал, что Бог и Дьявол бьются друг с другом, а место битвы - душа человеческая, то Пелевин и Лимонов уточняют: нет ни Бога, ни Дьявола вне человеческой души, а сам обладатель ее - единственная ценность, существующая во всех мирах, сколько бы их там ни было. Но ни у Достоевского, ни у экзистенциалистов борьба эта победой светлых сил так и не увенчалась: выходило все время, что человеку в любом случае нечего противопоставить изначальному злодейству мироздания, кроме своей брезгливой гримасы. Великая, вне сомнения, попытка Толстого обернулась бесплодным морализаторством и "толстовством", в итоге ничего внятного так сказано и не было. Звучали иные голоса Сэлинджер, Гессе, да все не по-русски. И только в этих двух романах, о которых идет речь, дана попытка ответа на "проклятые вопросы" - в том их ценность, "Чапаева..." и "Эдички...", что это чуть не впервые в русской литературе книги ответов, пусть и невозможно их, ответы, прописать, как таблетки, всем вопрошающим и страждущим.

Итак, "приказано выжить". Сама, надо сказать, тема борьбы за существование, образ человка-борца известен нам, в основном, по классическим образцам соцреализма: и в XIX, и в начале XX века принято было не бороться (в том числе, за самого себя - супротив себя же), но печалиться, философствовать и созерцать. Разве что Рахметов... Впрочем, содержание борьбы, отчаянной и не на жизнь, а насмерть, которую ведут персонажи Пелевина и Лимонова, достаточно специфично: это борьба за обладание Истиной с большой буквы, без которой - гибель мгновенная и страшная. Мучительный поиск Истины, которым заняты без конца знакомые нам герои и Достоевского, и Толстого, имеет несколько иной оттенок: свойственная любому здравомыслящему человеку духовная жажда органически произрастает изнутри, из всего предшествующего уклада неудавшейся жизни (и Раскольников, и Карамазовы, и отец Сергий, и Вронский...). Та же ситуация, присутствует, скажем, у Гессе: странствующий в поисках себя Сиддхартха осознанно и последовательно проходит свой путь, определенный вновь-таки осознанным и последовательным решением. В нашем случае ситуация диаметрально противоположная: сложись жизнь иначе и благополучнее, не покинь вдруг Петр и Эдичка насиженно-комфортных столично-богемных гнезд, коротать бы им свой век в возвышенных беседах да пьянках, перемежаемых покаяниями и зароками не медля, прямо с завтрашнего утра, приступить к самопознанию и направить стопы в направлении изначальной правды.