Председатель   ::   Нагибин Юрий

Наконец в сенях послышался слабый шум, под притолокой возникла узкая полоска света.

С лязгом упал железный засов, тренькнул крючок, и ржаво заскрипел в замке ключ. Дверь приоткрывается едва-едва.

- Да пустите же, наконец, - говорит человек. - И так кабыздохи чуть не сожрали.

Дверь распахивается во всю ширь. Защищая рукой фитилек керосиновой лампы без стекла, наружу выглядывает кто-то небритый, с широким плоским лицом, на котором написаны испуг и смятение.

- Егор! - Губы небритого поползли в расслабленной улыбке. - Братуша!..

- От кого запираешься? - с усмешкой спрашивает Егор.

- Братуша! - будто не слыша, повторяет Семен и, пятясь, входит в дом.

Егор кидает рюкзак на лавку, сбрасывает шинель, он слышит, как Семен снова накидывает на дверь многочисленные запоры.

- Донь! - приглушенно зовет Семен, глядя на печь. - Донь, слазь, Егор приехал.

- Не ори, детей разбудишь! - слышится с печи женский голос.

Ситцевая занавеска колыхнулась, показалась полная белая нога. Отыскивая опору, нога заголяется все выше, открылось круглое, полное колено, мясистая ляжка, тут Доня наконец сообразила откинуть подол.

- Здравствуйте, - говорит Доня, протягивая Егору маленькую толстую руку. Она невысока ростом, лицом, белым и румяным, красива.

Семен тем временем повесил лампу на длинный крюк, выкрутил посильнее фитиль. По стенам к потолку пополз трепещущий свет, озарив все углы большой неопрятной избы. Жестяной умывальник, под ним лохань с помоями, почерневшая печь, сальные чугунки; на железной кровати крепко спят двое мальчиков, на лежанке вытянулся долговязый подросток, на сундуке - девочка лет тринадцати, в зыбке, подвешенной к матице, видимо, помещается младенец.

- Сколько их у вас? - спрашивает Трубников, присаживаясь на лавку.

- Шестеро, - отзывается Доня, - в зыбке близнята

- Живем тесно! - балагурским голосом заговорил Семен. - В темноте все друг на друга натыкаемся... А ты обзавелся наконец?

- Провоевал я свое потомство... Мы с женой за все время, может, и года вместе не были.

- А все ж хватит, чтоб пацана родить, - замечает Доня, собирая на стол.

- А я и на дочку был согласен, только жена боялась остаться вдовой с ребенком на руках. Не вышло - и все!

Доня зачем-то отправилась в сени. И вдруг, остро глянув на брата, Егор спрашивает шепотом:

- Все свои? Фрицевых подарков нету?

- Один, - так же шепотом, нисколько не удивленный вопросом, отвечает Семен. - Петька.

Брезгливая жалость на лице Егора Трубникова Неловкое молчание.

- А что мне было - на пулю лезть? - сумрачно оправдывается Семен. Зато дом сохранил, семью сохранил...

- Даже с прибавком! - зло бросает Егор.

С миской соленых огурцов и квашеной капусты входит Доня. Подозрительно поглядела на шептавшихся мужчин, подвинула Егору хлеб и сало.

- Привозной? - спрашивает Егор, беря сыроватый, тяжелый хлеб.

- Факт, не колхозный! - с вызовом говорит Доня.

- А что так?

- Колхоз тут такой: что посеешь - назад не возьмешь.

- Одно прозвание - колхоз, - бормочет Семен, роясь в стенном шкапчике.

- Это почему же?

- Председателя силового район прислал, - весело говорит Доня, - из инвалидов войны, вроде вас, только без ноги. Так он два дела знал: водку дуть да кровя улучшать.

- Это как понять?

Семен ставит на стол бутылку мутного сырца и граненые стопки. Разливает спирт по стопкам. Жена следит за его движениями.

- Дамочек больно уважал. Я, говорит, хороших кровей и должен вам породу улучшить...

- Ну, со свиданьицем, братуша!

- Не пью.

- Брезгуете с братом выпить? - язвит Доня. Помедлив, Трубников холодно объяснил:

- Меня мой комиссар от этого отучил, ненавижу, говорил, храбрость взаймы, воевать надо с душой, а не с винным духом. Я и зарекся.

- Мы не воюем, - говорит Семен, - а храбрость нам и взаймы сгодится.