Председатель   ::   Нагибин Юрий

- Як тяжелой работе не способный. Меня потому и в армию не взяли. Могу справки предъявить...

- Калымить и барахолить ты здоров, а в поле работать больной? Ладно, найдем тебе работу полегче.

- Не буду я работать, - тихо говорит Семен.

- Будешь! Иначе пеняй на себя.

Трубников сказал это негромко, обычным голосом, и сразу после его слов в избу ворвалась Доня с красным, перекошенным злобой лицом - знать, подслушивала в сенях.

- Так-то вы за хлеб-соль благодарите! Спасибо, Егор Иванович, уважили! Спасибо! - говорит она, отвешивая Трубникову поясные поклоны. - От детишек, племянничков ваших, спасибо!

- Хватит дурочку строить, - холодно говорит Трубников. - Какая тебя работа устраивает? - спрашивает он Семена.

Семен молчит, потупив голову.

- Может, нам и дом прикажете освободить? - ядовито-вкрадчиво спрашивает Доня.

- Дом тут ни при чем, - поморщился Егор. - Никто на него не претендует.

- Я в ночные сторожа пойду, - разбитым голосом говорит Семен.

- Ладно, будешь сторожем. По твоим преклонным годам самая подходящая должность.

- Ты насчет дома правду сказал? - тем же больным голосом спрашивает Семен.

- Конечно, - пожимает плечами Трубников.

- Тогда, - глаза Семена окровенились бешенством, - катись отсюдова к чертовой матери, чтобы духу твоего поганого не было!

- Ловко, братуша, - одобряет Трубников, - молодцом! - Он берет с лавки вещевой мешок. - Племянник мой старший пусть завтра вовремя на работу выйдет, иначе штраф. - И захлопывает за собой дверь.

На улице темно, но не так, как в прошлую ночь, когда Трубников впервые ступил в Коньково. На западе дотлевает закат, небо в еле видных звездах еще не набрало черноты.

Трубников медленно бредет по улице. Отделившись от плетня, с придавленным нутряным рычанием на него кинулась собака. Но вдруг, слышно поведя носом, завиляла хвостом.

- Неужто признала? - ласково говорит ей Трубников. Он идет дальше. Собака, будто привязанная, тоже идет за ним.

Во всех уцелевших домах горят коптилки, керосиновые лампы, люди ужинают.

Трубников неуверенно поглядывает на освещенные окна.С мятым, ржавым листом железа под мышкой ковыляет парень на деревяшке.

- Слушай, кавалер, это ты замочным делом промышляешь? - осененный внезапной идеей, спрашивает Трубников.

- Ну, я! - с вызовом отвечает парень. - Нешто запрещено?

- Если я тебя железом обеспечу, сколько ты можешь за день вышибать?

- Да уж не меньше двух сотенных, - удивленно говорит парень.

- Хочешь так - сотню тебе, сотню колхозу?

- Пойдет!

- А там, глядишь, артельку оформим...

- Заметано! - Парень сворачивает в свой двор, а Трубников идет дальше.

- Егор Иваныч! - слышится из темноты низковатый, грудной женский голос.

На крыльце дома под новой тесовой крышей, светлеющей в сумраке, стоит женщина, придерживая у горла белый, тоже будто светящийся вязаный платок.

- Добрый вечер, - говорит Трубников, направляясь к крыльцу.

- Манька!.. Девка!.. - слышится старушечий голос. - Иди спать, гулена!

На соседнем участке старуха Самохина пытается загнать козу в закуток. Коза не дается старухе. Она ловко выпрыгивает на крышу сараюшки и оттуда смотрит на старуху. Та озирается в поисках камня и замечает Трубникова с соседкой. Коза забыта, старуха жадно прислушивается к их разговору.

- Поздно гулять собрались, Егор Иваныч, - говорит женщина.

- А что мне? Человек я молодой, вольный.

- Да вы никак с вещмешком? В поход будто собрались!

- Переезжаю, - усмехается Трубников. - У Семена тесно стало.

- Вот что... - протяжно сказала женщина и вдруг решительно, по-хозяйски: - Заходите в избу, Егор Иваныч!

И Трубников, не колеблясь, будто с самого начала знал, куда ведет его путь, поднимается на крыльцо и мимо женщины проходит в дом.