Привычное дело   ::   Белов В И

Продавщица ушла на конюшню, писать акт, наказав бабам приглядывать за прилавком, и в магазине стоял шум, бабы говорили все сразу, жалели Ивана Африкановича и ругали Мишку. В ту самую минуту и ввалился в магазин сам Мишка, со вчерашнего пьяный, без шапки.

У кого какой милой, У меня дак Мишка, Никогда не принесет Лампасею1 лишка! -

спел он и замотал головой.- Здорово, бабы!

- Здравствуй, здравствуй, Михаиле.

- Чего веселой-то?

- А-а...

- Не привез невесту-то?

- Нет, бабы, не вышло дело.

- Голова-то, поди, болит?

- Болит, бабы,-признался парень и сел на приступок.- Не ремесло это, вино эдак глушить. Нет, не ремесло...- Мишка мотал головой.

- А куда друга-то девал, свата-то? - как бы всерьез допытывались бабы.

- Ох и не говори! Сват-от дак...-Мишка долго хохотал на приступке и от этого закашлялся.-Ой, бабы! Ведь нас, как этих... как диверсантов...

- Не приняла?

- Выставила! Ухватом этим... У меня и сейчас локоть болит, как она шуганет, мы с лесенки-то ракетой. Как ветром нас сдуло! Ой, бабы! Лучше не говорите...

__________________________ 1 Лампасей - просторечье: конфеты, от слова "монпансье".

Мишка опять зашелся в смехе и кашле, а бабы не отступались:

- Дак вдругорядь-то не стукались?

- Что ты! Нам и того сраженья-за глаза. Очнулись, что делать? Мерин домой ушел, стоим на морозе. Я говорю:

"Пойдем, Иван Африканович, баню найдем да до утра как-нибудь прокантуемся. Думал, на перине буду ночевать с Нюшкой, а все повернулось на сто градусов". Пошли, баню нашли.

- Чья баня-то? Ихняя?

- Ну! Теплая еще, и воды полторы шайки. Я говорю, давай, Иван Африканович, раз дело со сватовством не вышло, дак хоть в тещиной бане вымоемся.

- Ой, сотона! Ой, гли-ко, ты бес-то! - бабы, смеясь, завсплескивали руками.

- "...Снимай,-говорю,-Иван Африканович, рубаху, будем грехи смывать". А он упрямится, форс показывает:

мочалки нет, того нет. "Меня,- говорит,- в Москве в трех домах знают. Я,-говорит,-чаю без сахару не пивал, не буду, как дезертир, в чужой бане мыться. Да и жару,- говорит,- нет". А я, бабы, взял ковшик, плеснул на каменку. Оно верно, никакого от каменки толку, все равно, думаю, не я буду, ежели в тещиной бане не вымоюсь! Вот Ивану Африкановичу тоже деваться некуда, гляжу, раздевается.

- Вымылись?

- Ну! Без мыла, правда, а хорошо. Оболоклись, легли на верхнем полке-валетом. А худо ли? Свищи, душа, через нос. Я, бывало, в Доме колхозника ночевал, дак там меня клопы до крови оглодали, а тут бесплатная койка. Только слышу, Иван Африканович у меня не спит. "Чего?"- спрашиваю. "А,-говорит,-ты эту... как ее... Веркутозаозерскую знаешь?Больно,-говорит,-добра девка-то".

Я говорю: "Иди ты, Иван Африканович, знаешь куда! Что я тебе, богадельня какая? Одну с бельмом нашел, другую хромую. Эта Верка и под гору с батогом ходит". Он мне говорит: "Ну и что? Подумаешь, хромая, зато хозяйство и братанов много по городам". Я говорю: "Не надо мне этих братанов..."

- Нет уж, Миша, Верка тебе тоже не невеста.

- Ну! Я и говорю Ивану Африкановичу... В это время в магазин затащили ящики с товаром и два новых изуродованных самовара, завернутых в бумагу.

Бабы переключились на товар, что да как, и Мишка, оставшись не у дел, замолчал.

- Прениками-то будешь торговать?

- Ой, бабы, кабы кренделей-то, кренделей-то хоть бы разок привезли...

Продавщица без накладной торговать новым товаром отказалась наотрез, свидетели подписали акт о сломанных самоварах и о наличии ящиков, а Мишка продолжал рассказывать:

- "Будешь ты,-говорю,-спать сегодня аль не будешь?" Слышу-захрапело. Я утром пробудился, гляжу, нет Ивана Африкановича. Один на полке лежу. Видать, будил он меня, будил да так и убежал по холодку, отступился. Я спать-то горазд с похмелья. Сел я, бабы, закурить хотел. Гляжу, штаны-то у меня не свои,- видать, мылись да штаны перепутали.