Ушел и не вернулся   ::   Лаврова Ольга

Знаменский заглянул в записи:

– Вот хотя бы артикул восемьдесят шесть дробь сорок. Вместо трехсот килограммов вы израсходовали четыреста пятьдесят.

– Вам, конечно, виднее, – равнодушно отозвался Зурин.

– И куда пошли лишние сто пятьдесят килограммов?

– Как куда? С кашей я их, что ли, съел? Вся эта дробь сорок, сколько ее было, вся в производство пошла.

– А сколько ее было?

– Сколько завезли, столько и было.

«Ты глупый? Ладно, будем оба глупые».

– Давайте считать вместе. Завезли триста кэгэ, – Зна­менский крупно вывел на листке «300» и показал Зурину. – Я верно записал?

– Ну?

– Истратили четыреста пятьдесят, – он написал это число над прежним. – Выходит сто пятьдесят кэгэ лишку.

– Да откуда взяться лишку?

– Туго у вас с арифметикой, товарищ Зурин. Вспом­ните, как это делается. – Пал Палыч положил перед ним листок. – Глядите. Сверху большее число, под ним мень­шее, слева ставится знак вычитания, внизу под чертой пишется результат. Давайте считать…

Зурин листок отодвинул.

– Вы меня семь раз простите, абсолютной глупостью занимаетесь! Это ж бумажка! А с фабрики план требу­ют – завезли тебе дробь сорок или не завезли.

– Но нельзя же красить артикулом, который кон­чился.

– Жареный петух клюнет – покрасишь. Я вон шестой год начальником цеха, и завсегда у нас так. То одного красителя нету, а другого навалом, то наоборот. То партия – не краска, а дерьмо-дерьмом. Чего делать? Со­берется в красильне целый совет: и мастера и старые рабочие. «Давай того подсыплем маленько… теперь этого… Ну-ка макни. Подсуши. Пожиже. Погуще…»

Рассказывал Зурин, казалось бы, чепуху, но Пал Палыч почуял правду. А тот продолжал:

– Спрашивай с них после нормы расхода и объем выхода! Мы работаем, а вычитать да складывать – на то девочки в бухгалтерии сидят.

– Чуть где неразбериха в учете – мне сразу объясня­ют, что производство от этого не страдает.

– Так и есть. Ловите сами не знаете кого! Вон на Первомайской квартиру ограбили, там вас нет!

– Ну это уж не по делу. Вы, если не ошибаюсь, третий раз женаты? – круто зашел Знаменский с тылу.

– Ну…

– Дети есть?

– Само собой. – Зурин беззвучно пошевелил губа­ми, загибая пальцы. – Семь человек.

– Так. Три жены, семеро детей… И всем помогаете?

– Почему же не помогаю? Помогаю.

– А что-то я не видел в бухгалтерии исполнительных листов.

– Обязательно по листу?

– Значит, полюбовно помогаете?

– Понятно, помогаю.

– Справедливо, Зурин. Шутка ли: обуть-одеть-накор­мить… Сколько вы получаете-то? – Грубовато, но чем такого проймешь.

– Сто сорок получаю. Когда еще премию.

– Небогато, если на семерых поделить. Да сам-восьмой. Хорошо, хоть собственный дом построили, кир­пичный. На квартплате экономия, на ремонте.

Зурин взвился:

– Вы меня, гражданин хороший, не стращайте! Не хватало к моим ребятам в миски заглядывать! Это мое личное дело. И дом до следствия не касается. Очередь подойдет – машину куплю! И никто не спросит, на какие такие деньги! Не те нынче времена!

Ишь как поумнел да отбрил. И ничуть не испугался. Попомнить насчет красителей надо, только вряд ли это ключ.

* * *



Кибрит достался иного плана собеседник – началь­ник ОТК фабрики Валетный. Смазливый, пестро одетый, великий ходок по женской части. Тот при встречах со Знаменским расцветал радушной улыбкой. А Кибрит до­нимал ухаживаниями, очень ей надоедал и отвлекал от работы. Но повода осадить себя не давал, потому что не нагличал, а слащаво таял.

Она проверяла в конторе ОТК, не увеличивают ли метраж на протяжке (как хозяйка оттягивает и утюжит материю, чтоб стало подлиннее). Вооружась лупой, Киб­рит подсчитывала количество нитей на квадратном сан­тиметре: к каждой накладной был пришпилен лоскуток-образец. Занятие нуднейшее.