Прозрачные вещи   ::   Набоков Владимир Владимирович

Ах, как хочется нам изловить это мгновенье! Занавешенная будка на панели, внутри подобие рояльного стула для высоких и низких и автомат, позволяющий каждому получить собственный снимок Ч для паспорта, из спортивного интереса. Хью оглядел ноги, а за ними и вывеску на будке. Мужское окончание и отсутствие знака ударения подпортили ненамеренный каламбур:

Пока он, все еще девственник, воображал эти рискованные позы, произошло двойное событие: промахнул, громыхая, безостановочный поезд, и в кабинке сверкнула молния магния. Вышла, застегивая сумочку, блондинка в черном, отнюдь не убитая электричеством. Память о каких бы похоронах ни желала она запечатлеть изображением своей светлой красы, затянутой по случаю в креп, они ничего не имели общего с третьим событием, одновременно случившимся по соседству.

Надо пойти за ней, вот и выйдет хороший урок, Ч пойти за ней вместо того, чтобы тащиться неизвестно куда, чтобы там глазеть на водопад: хороший урок старику. Выругавшись и вздохнув, Хью поворотил оглобли, что было когда-то меткой метафорой, и направился к магазину. Впоследствии Ирма рассказывала соседям, как она была уверена в том, что джентльмен ушел вместе с сыном, и как не сразу поняла, о чем последний толкует, несмотря на его беглый француз-ский. Поняв же, она рассмеялась своей несообразительности, проворно свела его к примерочной и, все еще от души веселясь, откинула зеленую, не коричневую, занавеску жестом, ставшим в воспоминании драматическим. Всегда есть что-то смешное в пространственной путанице и беспорядке и мало на свете вещей забавней, чем три пары штанов, в оцепенелом танце сплетенные на полу Ч коричневые просторные панталоны, синие джинсы и старые брюки из серой фланели. Неловкий Персон-старший с трудом протискивал обутую ногу сквозь зигзаг узкой штанины, когда ощутил, как кромешная краснота с ревом вливается в голову. Он умер, еще не достигнув пола, словно падал с большой высоты, и теперь лежал на спине, вытянув руку. Шляпа и зонт, недосягаемые, стыли в высоком зеркале.

6.

Названного Генри Эмери Персона, отца нашего персонажа, можно представить достойным, серьезным, симпатичным человечком, а можно жалким прохвостом, Ч все зависит от угла, под которым падает свет, и от расположения наблюдателя. Как много рук заламывается во тьме раскаяния, в темнице непоправимого!

Школьник, пусть он даже силен, как бостонский душитель Ч покажи-ка нам твои лапищи, Хью, Ч конечно не в силах одолеть всех своих однокашников единовременно, когда они разом принимаются отпускать жестокие замечания в адрес его отца. После двух-трех неуклюжих драк с самыми пакостными из них, он занял позицию поумнее и поподлее Ч молчаливого полусогласия, которое ужасало его, когда он вспоминал то время; впрочем, изумительная изворотливость совести позволяла ему утешаться самим сознанием этого ужаса, как доказательством того, что он все-таки не законченное чудовище. Теперь еще предстояло как-то справиться со множеством воспоминаний о жестоких поступках, в коих он был повинен вплоть до самого этого дня, Ч избавиться от них оказалось не проще, чем от вставных челю-стей и очков, бумажный пакет с которыми вручил ему муниципальный чиновник. Единственный родич, которого он сумел отыскать, скрантонский дядюшка, прислал ему из-за океана совет не тащить тело домой, а кремировать за границей; на деле же наименее рекомендованный образ действий оказался во многих смыслах наипростейшим Ч и главным образом потому, что позволил Хью практически сразу избавиться от ужасного предмета.

Все были очень участливы.