Увертюра к смерти   ::   Марш Найо

Если бы речь шла о какой-нибудь богатой девушке, ни ты, ни моя дорогая кузина Элеонора не стали бы ссылаться на молодость. Давай не будем притворяться.

— А ты оставь свой нравоучительный тон, Генри. Я этого не выношу.

— Извини, — сказал Генри, — я понимаю, что утомил тебя.

— Ты меня очень утомил. Ну что ж, прекрасно. Раз ты так хочешь, я буду с тобой откровенным. Для меня Пен Куко значит в жизни больше, чем что-либо другое. Надеюсь, для тебя тоже. Ты прекрасно знаешь, что у нас нет денег. И при этом столько всяких дел! Эти коттеджи в Клаудифолде! Винтон! Румбольд говорит, что Винтон будет похож на дырявую корзину, если мы не починим крышу. Все дело в том…

— ..что я не могу себе позволить материально невыгодный брак?

— Пусть так, если хочешь.

— А как ещё я могу это назвать?

— Прекрасно, значит, так это и назовём.

— Ну что ж, раз уж мы вынуждены изъясняться на языке звонкой монеты, который, уверяю тебя, мне неприятен, то я должен сообщить, что Дина не обречена всю жизнь оставаться единственным сокровищем приходского священника.

— Что ты имеешь в виду? — небрежно спросил Джоуслин, но было заметно, что он насторожился.

— Я думал, все уже знают о том, что мисс Кампанула завещала весь свой презренный металл или большую его часть ректору. Не притворяйся, отец, до тебя наверняка дошли эти слухи. Повар и горничная заверили завещание, и горничная подслушала, как мисс К, обсуждала это со своим адвокатом. Дина не хочет этих денег, я тоже, но рано или поздно это случится.

— Сплетни, распространяемые слугами. — это самое отвратительное… — пробормотал эсквайр. — И потом, это ещё не… Она может передумать. А мы именно сейчас чертовски нуждаемся в деньгах.

— Давай я найду себе работу, — сказал Генри.

— Твоя работа здесь.

— Что?.. Стать посмешищем для всех, кто хоть немного разбирается в сельском хозяйстве?

— Чепуха!

— Послушай, отец, — мягко произнёс Генри, — сколь многое из того, о чем ты говоришь, тебе напела Элеонора?

— Элеонора, так же, как и я, беспокоится о том, чтобы ты не наделал глупостей. Если бы твоя мать была жива…

— Нет-нет! — воскликнул Генри. — Давай не будем говорить за тех, кого уже нет среди нас. Это слишком несправедливо. Здесь явно чувствуется голос Элеоноры. Она чересчур умна. Я не собирался сообщать тебе о Дине, не будучи уверен, что она любит меня. Сейчас я в этом не уверен. Разговор, который Элеонора так “кстати” подслушала вчера вечером в доме ректора, был всего-навсего предварительной попыткой.

Он вдруг замолчал, отвернулся от отца и прижался щекой к оконной раме.

— Это невыносимо, — продолжал Генри. — Она испортила мне все воспоминание о моем первом серьёзном разговоре с Диной. Стоять в холле и слушать! Наверняка это было именно так. И потом, как вульгарная деревенская клуша, прибежала к тебе и, возбуждённо кудахтая, сообщила эту новость! Как будто Дина — это горничная, застигнутая в момент свидания с ухажёром. Нет, это уж слишком!

— Ты всегда был несправедлив к Элеоноре. Она старалась изо всех сил, чтобы заменить тебе мать.

— Ради Бога, — с чувством произнёс Генри, — не говори таких ужасных вещей! Кузина Элеонора никогда не могла заменить мне мать. Она представляет собой наихудший тип дряхлеющей старой девы. Её приезд в Пен Куко вовсе не был проявлением необычайной доброты. На самом деле это был её золотой шанс. Она покинула Кромвель Роуд ради “деревенской славы”. Это было великое событие в её жизни. Она — простолюдинка.

— Со стороны своей матери, — сказал Джоуслин, — она из рода Джернигэмов.

— О мой дорогой отец! — воскликнул Генри и рассмеялся.

Джоуслин бросил на Генри свирепый взгляд, покраснел и проговорил, заикаясь:

— Ты можешь смеяться, но Элеонора… Элеонора..