Рефлексия   ::   Алферова Татьяна

Алик своим демократическим духом уничтожал душок мачизма, как дезодорант - пот, на корню. А скорей всего и вовсе не потел, а родился женственным. Потому Валера служил для него источником непреходящего очарования и соблазна. Только не надо искать подтекста и вытаскивать на свет Божий латентный, или еще какой ни на есть гомосексуализм, женственный мужчина распространен гораздо более, чем заяц русак или канадский клен, возможно, эта формация со временем совершенно вытеснит остальные. Да и кто из современных думающих людей не склоняется к идее демократии, не мечтает прислониться к ней, как к дубу, наподобие рябины из ставшей долгосрочно популярной в советские времена песни.

Но когда Вика ушла танцевать с Валерой, Алик все-таки затосковал. Чуткий Володя, плавно опрокидывая в себя очередную порцайку водки, взглянул на собутыльника и приступил к традиционному рассказу из народной жизни. Подобными рассказами он обычно развлекался и развлекал Алика после окончания работы, когда они заходили отметиться в рюмочную, расслабиться перед дорогой домой. Рассказывал Володя замечательно и если бы после окончания своего актерского факультета пошел по правильной стезе - или колее? - или поехал? впрочем, он уже отправился в никуда, в свое новое повествование - то несомненно достиг бы высот в этом жанре.

Работа тамадой приносила живые деньги без налога, сразу и много, семья была сыта и довольна, неясные перспективы актерской карьеры все более размывались. Упершись в энергично сжатый кулак светлой головой (сегодня Володя был блондином и "представлял" в смокинге с большим, в белый горошек, галстуком-бабочкой, он считал своим долгом менять "сценический" образ хотя бы раз в полгода и, действительно, менял до полной неузнаваемости, исключая приятную округлость стана и хорошо темперированный баритон) рассказчик начал с места в карьер:

- Про самоубийцу тебе рассказывал?

- Не припомню, - вяло отвечал Алик, покинутый одной из любимых женщин.

Самоубийство

- В Псковской области, где я однажды проторчал два месяца и от скуки устроился работать в тамошнем колхозе пастухом, довелось мне познакомиться с прелюбопытным мужичком.

Речь Володи удивительным образом изменилась, словно он читал текст с невидимого другим листа старой книги. Алик подозревал, что рассказы Володя готовил заранее и долго оттачивал, но в этом он, как и во многом другом, ошибался, Володя выступал экспромтом, только быть Володей-тамадой переставал.

- Мужичок, будущий мой коллега, служил главным пастухом, меня определили к нему под начало. Прежде всего в его внешности бросалась в глаза необычайная худоба и красное лицо, я решил, что пастух, должно быть, крепко выпивает. Пастух выпивал средне, далеко не каждый день, а через неделю-другую я стал таким же краснорожим, как он, от солнца и ветра. Он поручил мне взрослых коров, оставив себе первотелок. В то время как мои матроны мирно паслись, я мог подремать на солнышке, почитать, пастух же не знал ни сна, ни отдыха. Телки, надо тебе сказать, совершенно дикие животные, никакого языка не понимают, норовят забраться подальше в болото, без конца попадают в истории, некоторые, особо резвые и шаловливые, сбегают из стада, после приходится их долго искать - все, как у людей. Иногда мы объединялись, и если телки вели себя мирно, пастух позволял себе сходить домой в деревню, пообедать. Воротившись, он обязательно преподносил мне бутылочку самогона и что-нибудь из снеди. Не совру, если скажу, что нигде я не ел с большим удовольствием. Его жена, хозяйка, как он выражался, готовила просто и вкусно: вареники с картошкой и луком, пшеничные лепешки, молодая картошечка с душистым укропом и шкварками.