Русский самородок. Повесть о Сытине   ::   Коничев Константин Иванович

Ведь и Проня попал под лед в ту весну. Славный был старик. В кажинной избе, по всей окрестности он перебывал. Грамотным – книжки, неграмотным – картинки. Денег у кого нет – в долг поверит… А тело его так и не нашли. Лед, он все перемелет, все перетрет. Мало ли случаев бывало… А память о Проне все-таки не стерлась…

Наутро, подъезжая к Москве с земляком С. В. Ильюшиным, мы снова как-то перешли к разговору об издателе Сытине, имя которого нам было известно и памятно. А после этой встречи и беседы у меня появилась мысль написать о Сытине книгу.

Константин Коничев.



Русский самородок

ИСПОКОН ВЕКА КНИГА УЧИТ ЧЕЛОВЕКА.

С КНИГОЙ ЖИТЬ – ВЕК НЕ ТУЖИТЬ.

СПЕРВА АЗ ДА БУКИ, А ЗАТЕМ НАУКИ.

КНИГА – КНИГОЙ, А МОЗГАМИ ДВИГАЙ.



Народные пословицы

ВСТУПЛЕНИЕ В ЖИЗНЬ



Костромская лесная глушь. Только что миновала пора крепостничества, и в церквах и на сельских сходках был зачитан манифест об «освобождении крестьян».

Уездный городок Солигалич не трудно описать. Но и в то время как-никак там было девять церквей, три училища – духовное, уездное и приходское. Сохранился земляной вал, ограждавший когда-то город от вражеских нашествий.

Небогато жили солигаличские обитатели и в более давние времена, когда они от нужды великой добывали соль.

При Петре Первом город был приписан к Архангелогородской губернии, а лет через семьдесят перешел в подчинение Костромскому губернатору…

По соседству с этим захолустным городком находится село Гнездниково, весьма небогатое. Обычная деревня, но селом она называлась потому, что здесь находилось волостное правление. В том правлении служил писарь – Дмитрий Герасимович Сытин, от скуки и тоски пил, от запоя спасался тем, что уходил из дому в лесные трущобы, до самых вологодских границ, искать спокойствия и уединения. Возвращался он через много дней и ночей свежим и здоровым, исцеленным общением с природой. Недолгое время волостной писарь держался трезвых правил, работал как подобает: писал прошения, отчитывался в сборах податей, – а потом опять запивал вместе с учителем одноклассной школы, находившейся тут же, в одном с правлением, обшитом досками деревянном доме…

Ольга Александровна, жена писаря, женщина грамотная, богобоязненная, со слезами на глазах умоляла своего супруга остепениться:

– Митя, Митя, ведь ты не пустяшный человек. Ты писарь! На тебя вся волость смотрит. С тебя и другие должны фасон брать. А для учителя какой ты пример?.. Ты бы его от пьянства сдерживал, а он с тобой же заедино из одной бутыли винище хлещет…

И верно, учитель тоже, кроме как в водке, не находил ни в чем другом развлечения. Ученики придут в класс, а его целый день нет. Какие уж тут занятия, – не подерутся, и слава богу. А то начнут лаптями друг в друга швыряться, глядишь, и стекла в окнах перебиты.

Семья у Дмитрия Герасимовича шестеро: он, жена Ольга, сын Ванюшка – школьник, две девчонки и еще малыш Сережка, совсем несмышленый. Жалованья, конечно, писарю на такую семью не хватает, хорошо, что Ольга умеет всякий овощ на грядках вырастить. А просители, приходящие к писарю с разными докуками, иногда приносят сметаны туесок, яиц десяточек, гороху пудишко, малины сушеной – хорошо от простуды помогает… Так и жили, перебиваясь. Ольга Александровна мастерица варить и стряпать всякие штуковины. В семье Сытина, как ни у кого в Гнездникове, такие были стряпания и разносолы, что сам протоиерей – школьный наблюдатель, когда приезжал из Солигалича, то обязательно гостил у писаря. Холостяк учитель не мог бы так угостить протоиерея. Кроме винного запаха да порожних бутылок, в его комнате ничего и не было. Зато у писаря, благодаря Ольге Александровне, и печения всякие и варения. У попа глаза разбегались.