Сад радостей земных   ::   Оутс Джойс Кэрол

Реальная драма времени, которая была показана в этих книгах, воспринималась как продолжение, а в чем-то даже и завершение процесса, охватывающего всю социальную историю США нашего времени, — разочарования в «американской мечте» о сообществе свободных и равноправных людей. Доверие к «мечте» обернулось трагедией, и об этом написаны «Кентавр» и «Сад радостей земных», выразившие характернейшее настроение своей эпохи.

«Кентавр» в этом отношении был произведением особенно значительным: и по содержательности конфликта, и по своеобразию художественного решения. Сегодня, когда мы хорошо знаем книги Хулио Кортасара, Макса Фриша и других прозаиков, нашедших разные способы воплощения злободневных проблем в рамках сюжетов, позаимствованных из классической мифологии, необычность «Кентавра», быть может, ощущается не так остро, как она ощущалась первыми читателями. И все-таки она не стерлась даже через два десятилетия после появления романа Апдайка.

Как всякое подчеркнуто нетрадиционное произведение, он вызвал немало споров. Полемика развернулась прежде всего вокруг мифологических параллелей, постоянно используемых в этой истории школьного учителя Джорджа Колдуэлла из глухого провинциального городка в штате Пенсильвания. Они как бы придают повествованию дополнительное измерение, которое многим критикам показалось излишним и лишь затемняющим сущность изображаемых коллизий. На страницах Апдайка воспроизводится античный миф о кентавре Хироне, которого случайно ранил отравленной стрелой Геракл. Хирон обладал бессмертием, но отказался от него, принеся себя в жертву, чтобы бессмертие было даровано Зевсом другому герою — Прометею. Не чужероден ли этот мотив событиям, происходящим в самой что ни на есть заурядной американской школе и вовлекающим в свой ход людей, которые, кажется, менее всего схожи с божествами древних? Не выглядит ли на таком фоне лишь изощренным формальным приемом, орнаментальным украшением весь мифологический образный ряд?

Сам Апдайк решительно не соглашался с подобными утверждениями: «Я стремился, чтобы реалистическое отображение и мифы, взаимопроникая, дополняли друг друга и действительность создавала бы некую оболочку мифу». Но эта авторская декларация убедила далеко не всех. Осуществленный Апдайком синтез для некоторых комментаторов «Кентавра» выглядел искусственным.

Чем были вызваны такие упреки? Сказывалась недооценка той роли, которую играет мифология в художественной культуре наших дней. Функции мифа и пути его проникновения в литературу XX века бесконечно многообразны и изменчивы. Но при всех различиях остается общность исходного побуждения, которое руководит художником, когда он пытается создать образ мира, типичный для мифа с его обобщенным и условным пониманием жизненной правды, или широко вводит в ткань рассказа метафоры и фабульные ходы, памятные по знаменитым легендам древности. Апдайк очень точно сказал, для чего это делается: «Смысл поиска новой формы, новой структуры романа в том, чтобы по-новому выразить, в сущности, одни и те же неумирающие сюжеты, к которым… возвращается каждый художник, в каком бы веке, в каком бы виде искусства он ни творил».

Миф способен не только внести элемент стройности в ту картину сумятицы текущей жизни, которую воссоздает писатель. За сумятицей и хаосом миф опознает явления и начала, которые повторяются от эпохи к эпохе, не растворяясь в потоке исторического времени. Уловленные еще «наивным» сознанием людей, живших тысячелетия назад, эти противоборствующие начала бытия выступают все более усложняющимися по мере накопления социального опыта, но ядро остается неизменным. И оттого таким действенным средством становится миф для художника, стремящегося дойти до самой сути вещей, не обманываясь крайне причудливой, а иной раз почти распавшейся формой, которую они приобретают сегодня.