Самоубийство   ::   Алданов Марк Александрович

Всесильная случайность на первый взгляд связана с толстовским представлением о стихийном потоке истории, в котором отдельный человек ничего изменить не властен. Но хотя Толстой и был для Алданова верховным литературным божеством, здесь, в вопросе о роли личности в истории, он с ним резко расходится, а в «Ульмской ночи» ему и возражает. В «Самоубийстве» одно из главных действующих лиц — Ленин, и если в самом факте существования его, в факте появления такого человека в такой-то исторический момент, закон случайности остается незыблем, роль Ленина в октябрьской революции представляется Алданову решающей. Без него не было бы переворота: Ленин один на его немедленной необходимости настоял, один верил в успех, один этот успех обеспечил.

О личности Ленина, при всем своем отталкивании от него, Алданов был мнения исключительно высокого. Он, правда, терпеть его не мог, как писателя, — в частности возмущался и совершенно справедливо возмущался тем, что поверхностные и развязно-бойкие статейки Ленина о Толстом признаются в СССР образцом критической гениальности, — он с иронией отзывался о философских работах Ленина, но признавал его острую политическую прозорливость, а главное — редчайшее сочетание ума и воли в какой-то идеальной дозировке, в полном согласии и соответствии одного другому. Всякий фанатизм был чужд Алданову и даже враждебен ему. Но в том, что именно фанатики изменяют ход истории, он не сомневался.

Прочтут ли «Самоубийство» в Советской России? Если прочтут, то, конечно, ничего кроме брани оно там не вызовет, по крайней мере в печати. Деятеля, которого в России считают величайшим вождем и благодетелем человечества, Алданов относит к явлениям роковым. Но удивления своего перед этим деятелем он не скрывает и пользуется им, как примером, для доказательства, что история может человеческим намерениям и решениям быть подчинена. Если бы Алданов склонялся к мистическому истолкованию событий, то вероятно предположил бы, что Ленин был послан в мир высшими темными, неведомыми силами для выполнения их таинственных предначертаний. Но нет, для автора «Самоубийства» всё в мире случайно, и не воля, даже не прихоть судьбы, а слепая, безумная игра ее привела Россию к тому, что произошло в октябре 1917 года. Ленина Алданов обрисовывает беспристрастно, очень тщательно, очень вдумчиво. Несомненно, это первый живой, правдоподобный его портрет в литературе, — первый потому что советскую иконопись или слащавые рассказики о чудо-мудреце и народном печальнике Ильиче в расчет принять нельзя. Впоследствии появятся, конечно, и другие романы с Лениным в качестве одного из главных персонажей. Но если алдановская характеристика и будет со временем дополнена, то едва ли будет она признана страдающей злобным искажением или апологетической близорукостью.

Название романа допускает различные толкования. Самоубийством кончают Ласточкины, благополучье и счастье которых оборвалось с исчезновением старого мира. Самоубийством кончает богач Савва Морозов, всем пресыщенный и ничем не довольный. Наконец, самоубийством кончает в 1914 году старая Европа, которая могла бы еще долго-долго существовать, благоденствовать, жить-поживать, по-прежнему веря в прогресс, в торжество разума и мирного преуспеяния. Исторические портреты вставлены в роман не для простого оживления действия: все своим содержанием они клонятся к объяснению катастрофы, к тому, что по воле «его величества случая» европейскими державами в начале нашего века управляли люди, сами себе рывшие могилу.

Но историческая ткань «Самоубийства» не исчерпывает его истинного смысла.