Сев   ::   Диккенс Чарльз

Он уже достиг окраин Кокстауна и ступил на нейтральную почву, другими словами - очутился в местности, которая не была ни городом, ни деревней, но обладала худшими свойствами и города и деревни, когда до слуха его донеслись звуки музыки. Барабаны и трубы бродячего цирка, обосновавшегося здесь, в дощатом балагане, наяривали во всю мочь. Флаг, развевавшийся на вышке этого храма искусства, возвещал всему миру о том, что на благосклонное внимание публики притязает не что иное, как "Цирк Слири". Сам Слири, поставив возле себя денежный ящик, расположился - точно монументальная современная скульптура - в будке, напоминавшей нишу собора времен ранней готики, и принимал плату за вход. Мисс Джозефина Слири, как можно было прочесть на очень длинных и узких афишах, открывала программу своим коронным номером - "конно-тирольской пляской цветов". Среди прочих забавных, но неизменно строго-благопристойных чудес, - которые нужно увидеть воочию, чтобы поверить в них, - афиша сулила выступление синьора Джупа и его превосходно дрессированной собаки Весельчак. Кроме того, будет показан знаменитый "железный фонтан" - лучший номер синьора Джупа, состоящий в том, что семьдесят пять центнеров железа, подбрасываемые вверх его могучей рукой, сплошной струей подымаются в воздух, - номер, подобного которому еще не бывало ни в нашем отечестве, ни за его пределами, и который ввиду неизменного и бешеного успеха у публики не может быть снят с программы. Тот же синьор Джуп "в промежутках между номерами будет оживлять представление высоконравственными шутками и остротами в шекспировском духе" *. И в заключение синьор Джуп сыграет свою любимую роль - роль мистера Уильяма Баттона с Тули-стрит в "чрезвычайно оригинальном и преуморительном ипповодевиле "Путешествие портного в Брентфорд".

Томас Грэдграйнд, разумеется, и не глянул на эту пошлую суету и проследовал дальше, как и подобает человеку практическому, стараясь отмахнуться от шумливых двуногих козявок и мысленно отправляя их за решетку. Но поворот дороги привел его к задней стене балагана, а у задней стены балагана он увидел сборище детей и увидел, что дети, в самых противоестественных позах, украдкой заглядывают в щелку, дабы хоть одним глазком полюбоваться волшебным зрелищем.

Мистер Грэдграйнд остановился.

- Уж эти бродяги, - проговорил он, - они соблазняют даже питомцев образцовой школы.

Так как от юных питомцев его отделяла полоса земли, где между кучами мусора пробивалась чахлая травка, он вынул из жилетного кармана лорнет и стал вглядываться - нет ли здесь детей, известных ему по фамилии, которых он мог бы окликнуть и прогнать отсюда. И что же открылось его взорам! Явление загадочное, почти невероятное, хотя и отчетливо зримое: его родная дочь, металлургическая Луиза, прильнув к сосновым доскам, не отрываясь смотрела в дырочку, а его родной сын, математический Томас, самым унизительным образом ползал по земле, в надежде увидеть хоть одно копыто из "конно-тирольской пляски цветов"!

Мистер Грэдграйнд в немом изумлении подошел к своим чадам, занятым столь позорным делом, и, тронув за плечо блудного сына и блудную дочь, воскликнул:

- Луиза!! Томас!!

Оба вскочили, красные и сконфуженные. Но Луиза смотрела на отца смелее, нежели Томас. Собственно говоря, Томас вовсе не смотрел на него, а покорно, словно машина, дал оттащить себя от балагана.

- Вот она, праздность, вот безрассудство! - восклицал мистер Грэдграйнд, хватая обоих за руки и уводя их прочь. - Ради всего святого что вы здесь делаете?

- Хотели посмотреть, что там такое, - коротко отвечала Луиза.

- Посмотреть, что там такое?

- Да, отец.