Севиль   ::   Джабарлы Джафар

Вы не забыли о бумаге дяди? (Уходит с Мамедом-Али).

Эдиля. Да! Хорошо, что напомнили. (Ищет в сумке. Задерживает Балаша за руку). Куда эта бумажка делась? Вот она. Возьми, подпиши.

Балаш (посмотрев бумагу). Эдиля, это кляузное дело на двенадцать тысяч рублей.

Эдиля. Ну-ну, дурака не валяй, подпиши и все.

Балаш. Эдиля!

Эдиля. В этом деле заинтересован и мой дядя, понимаешь?

Балаш. Эдиля, да ведь это же народные деньги!...

Эдиля. Ах, оставь свои демократические глупости. Сейчас каждый о себе думает. Ну, хватит! Я обещала - и кончено.

Б а л а ш. Хорошо, Эдиля, я не могу отказать тебе, но, если это дело откроется, будет много неприятностей. Ведь это похоже на воровство.

Эдиля. Подумаешь - воровство!... Люди сотни таких делишек проводят... Подписал? Ну, давай сюда, а теперь иди. (Берет бумагу и направляется в другую комнату)

Балаш. Эдиля, я бы просил тебя, если можно... Совсем неуместно...Один болен, а другая...

Эдиля. Ты все о том же? Ну ладно, жены не надо. Пуская сестра придет, и отец - обязательно. Иначе я не останусь, уйду, и больше никогда не увидимся. (Проходит в другую комнату)

Балаш (в отчаянии ходит по комнате. Нерешительно подходит к другой двери, зовет). Севиль!... Севиль!...

Севиль (выглядывает в щель). Ты меня зовешь, Балаш?

Балаш. Где отец?

Севиль. Я постелила ему, и он давно спит.

Балаш. Не знаю, как быть. Гости хотят его видеть.

Севиль. Хочешь, пойду разбужу?

Балаш. Сам не знаю, что делать. Ну-ка, разбуди его. Посмотрим, что будет.

Севиль уходит.

(Приоткрыв дверь, в которую ушли гости). Я сейчас приду, господа. Прошу меня извинить...

Входит Атакиши в одном белье, в накинутом на плечи тулупе, и а недоумении смотрит на сына.

Не знаю, что делать. Гости хотят тебя видеть.

Атакиши. Меня? Ну что же, если хотят, пускай видят.

Балаш. Но нельзя же так, в этом платье. Надо бы немного посолиднее.

Атакиши. Это все, что есть. Решай сам.

Балаш. Подожди-ка, я поищу, не найдется ли что-нибудь более подходящее (выходит).

Атакиши закуривает трубку. В это время из одной двери показывается Эдиля, ищущая Балаша, а из другой - Севиль. Увидев старика в одном белье, Эдиля с криком бросается обратно. Севиль тоже скрывается в своей комнате. Атакиши бежит в третью дверь и сталкивается с Балашем.

Балаш. Ну-ка, сними свой тулуп.

Атакиши (насторожившись). Что ты хочешь делать, Балаш?

Балаш. Сбрось, говорю, эту самую попону. (Снимает с Атакиши тулуп, натягивает на него сюртук брюки и феску).

Атакиши. Балаш, сын мой. Дай мне уйти куда-нибудь подальше и одному горевать свое горе. Я человек грубый, деревенский. Все это по всем швам разойдется на мне.

Балаш. Да это же не на всю жизнь! Одень на часок, а там опять снимешь. Ведь нельзя же тебе выходить к гостям в этом тулупе.

Атакиши. Прошу тебя, сынок! Уж лучше убей меня. Я ни звука не издам. Но это же платье покойника. Человек только вчера умер, и труп его, верно, не успел остыть...

Бала ш. Что мне делать? В моем собственном семействе никто меня не хочет понимать. Никто не считается ни с моим положением, ни с моей карьерой. Если вы считаетесь со мной, то поступайте так, как я говорю.

Атакиши. Ну ладно, не сердись. Пусть будет по-твоему.

Балаш. Я не сержусь, но надо, чтобы все было чинно. (Снимает с Атакиши тулуп, натягивает на него сюртук и брюки, надевает крахмальный воротник и феску). Немного тесновато, но ничего. Старайся говорить помягче, выговаривай слова с достоинством, избегай деревенских слов. Надо, чтобы было интеллигентно. Скажешь так: я рад вас приветствовать, мадемаузель. Ну-ка, скажи - мадемуазель...

Атакиши. Мамдазил...

Балаш. Да нет же, не так. Черт возьми, как быть, а? А впрочем, лучше ты вовсе не говори, даже рта не раскрывай, я скажу, что ты немой.

Атакиши. Как-немой?

Балаш. Да, да, так лучше.