Сказ о звонаре московском   ::   Цветаева Анастасия

-- И мне выд-дадут разрешение от Наркомпроса, -- он развел руками широко и радостно, -- ск-колько н-надо мне ккколоколов, в каких н-надо тональностях! Дооборудуют мне мою звонницу! П-пожалуйста, -- он провел рукой по воздуху, как бы перечисляя нас, -п-приходите вы все!

Юлечка усаживала гостя за стол, наливала чай, придвигала хлеб, варенье.

Он ел весело, увлеченно, по-детски. Было удивительно наблюдать эту смесь горечи его от непонятости -- с радостью от колокольной победы.

Он вдруг остановил свой рассказ. Порывисто привстав, потрогал пальцем хрустальную сахарницу.

-- Уддивительно! -- вскричал он пораженно, как будто увидев друга, -тип-пичная сахарница в стиле до 112 бемолей! И он погладил ее, как гладят кота.

-- Да! -- спохватился Котик, извиняясь за то, что отвлекся, -- самое главное: я уж-же оттобрал один маленький колокол -- 1 пуд и 7 фунтов, это на весах, старых, -- вроде бы застеснялся он, -- а другой -- ну, этот побольше будет! -- Он рассмеялся -- еще не вешал его н-на весах, ну, думаю, пудов 5 будет... Вы не представляете себе, какой звук! Этто, как говорится, божественный! В груди -- холодок даже! Я -- даже боюсь... такой звук! Ну, а еще колокол -- уже неподъемный! Только несколько человек его смогут поднять! Ре-диез!

Он отрезал себе серого хлеба и намазал на него слой варенья. -- Какой хлеб вкусный! Он свежий, да? Свежий! Я, впрочем, не обедал сегодня, не было времени! Когда человек не ел долго -- так все ему вкусно кажется, да? Я -заметил...

Что-то сказала мать Юлечке, и та вышла. Но уже забыл Котик, что не обедал, плывя по волнам рассказа о наркомпросовских колоколах, и потому удивился вдруг, увидев тарелку супа в руках Юлечки. Она ставила ее на стол, придвигала, несла еще хлеба.

Котик возликовал, как дитя.

-- Этто очень хороший суп, я вижу! -- объявил он, должно быть, стыдясь, что он один из присутствующих будет есть такое! И, глубоко погрузив ложку в приправленное растительным маслом и луком кушанье, стал молча им наслаждаться.

Я рассматривала Котика со сложным чувством восхищения его талантом и жалости к его затрудненной речи.

Но мне было пора идти. Я встала тихо, боясь помешать ему. Юлечка вышла за мною в переднюю.

-- Необыкновенный, да? -- спросила она, прикрыв дверь. -- Уникальный! Вы знаете, он же другой, чем все! У него есть пассия, -- Юлечка легко употребила уже отжившее слово, видно, в их семье употребляемое. -- Она -балерина. Но это все -- платонически! Ми-Бемоль (сколько бемолей -забыла!). Он ей пишет письма, бывает у них. Понимает ли она в его колоколах -- не знаю, но он ей посвящает свои гармонизации колокольные. Вы услышите, это как целый концерт! Музыка -- удивительная! И сам он удивительный!

Серьезное, мужественное, привлекательное лицо Юлечки, обычно поражавшее волевым началом, было празднично оживлено.

-- Да, довольно потрясающее впечатление, -- ответила я, не найдя еще иного слова. -- Мне он, знаете, кого напомнил? Не знаете? Князя Мышкина!

-- Правда? Ну, это вы... Нет! Вы не думайте, он очень насмешливый: отца прозвал Источником, сестер --Преподобными... Самозащита! Озорство иногда даже! В Мышкине такого не было!

-- Сколько лет ему, Котику?

-- Двадцать семь! Жаль, что уходите.

Обледенелые ступеньки, мороз, ветер. Я иду, спрятав нос в воротник. Сын, наверное, из школы вернулся, надо идти скорее. Позади остался целый мир, волшебный и непонятный, непостижимый, но до жалобности -- реальный. До какого-то неясного стеснения в груди. Глава 2

Котик легко отозвался на приглашение -- в следующую же нашу встречу у Яковлевых. Он придет за мной в субботу перед всенощной.

Сегодня его не будет в их доме, и мне как-то грустно. Вошел в душу.

Сдав пачку каталожных карточек, я задержалась, беседуя с Юлечкой. И тут впервые увидела того, о ком только знала: отца Алексея Ивановича, и я в волнении слежу за размахом маятника жизни. Иван Яковлев.