Сказание об Омаре Хайяме   ::   Хайям Рубаи Омар

Эфиоп кивком указал на кинжал, который торчал у Хусейна из широкого кушака -- шаля.

-- А этот кинжал, как видно, будет твоим главным аргументом в беседе? -- спросил Ахмад.

-- Возможно, -- буркнул Хусейн.

Ахмаду очень хотелось отшвырнуть этого непрошеного болтуна, который к тому же еще и грозится, куда-нибудь подальше. У него руки чесались. Но силища этого Хусейна, которая ясно угадывалась, удерживала его. А еще удерживали его постоянные советы господина Омара эбнэ Ибрахима: разговаривай с человеком по человечьи, убеди его в споре, если можешь, или поверь ему, если нет у тебя никакого другого выбора.

-- Хусейн, -- сказал Ахмад почти дружелюбно, -- найди себе другую дорогу.

-- Какую? -- Хусейн вздрогнул, словно его змея ужалила.

-- Которая попроще.

-- Где же она?

-- Только не здесь!

Хусейн оглядел эфиопа с головы до ног. "Может, попытаться ворваться во двор и там поговорить с соблазнителем?" -- подумал он. Хусейн был уверен, что бедную Эльпи заграбастал этот придворный богатей и теперь надругается над нею. Эта мысль убивала меджнуна.

-- Слушай, Ахмад, дай мне поговорить с ним...

Эфиоп покачал головой.

-- Только на два слова!

-- Нет!

Я крикну ему кое-что. На расстоянии...

-- Нет!

-- А если я проникну силой?

-- Зачем?

Хусейн кипел от негодования. Убить, растоптать, удушить ничего не стоило ему в эту минуту. Он был готов на все!..

-- Пусть он вернет ее, -- глухо произнес Хусейн.

-- Эту Эльпи, что ли?

-- Да, ее.

-- Но ведь он купил ее. Ты сам этого не отрицаешь.

-- Пусть вернет!!!

И Хусейн сжимает кинжал дамасской стали, который раздобыл еще там, в Багдаде. [Б-001]

У эфиопа иссякает терпение. К тому же солнце начинает припекать. Сколько можно торчать у калитки и вести бесплодные разговоры с этим меджнуном, по уши влюбленным в румийку-гречанку Эльпи? Но Ахмад, памятуя наказ хозяина, пытается быть вежливым:

-- Ты не обидишься, Хусейн, если я повернусь к тебе спиной?

-- Зачем?

-- Чтобы войти во двор.

-- Не обижусь, но всажу кое-что меж лопаток.

Хусейн не шутил. Он обнажил кинжал. Эфиоп понял, что не стоит подставлять свои лопатки этому одержимому. Он только поразился:

-- Ты так сильно любишь ее, да?

-- Больше жизни! -- признался меджнун.

-- И все таки я не пущу тебя во двор!

Хусейн зарычал от злости. Неизвестно, что бы он сотворил, если бы не показался сам Омар эбнэ Ибрахим.

Он был в долгополой зеленой кабе из плотного шелка. Белоснеж- [К-002] ный пирахан узким вырезом охватывал крепкую шею. Светло-карие [П-005] глаза, каштанового цвета бородка и небольшие усы. И прямой с небольшой горбинкой нос. А над высоким лбом -- традиционная повязка, словно бы окрашенная слегка поблекшим шафраном.

Да, разумеется, это был он. И Хусейн узнал его тотчас же. Ахмад попытался стать между ним и своим господином, но Омар Хайям отстранил слугу. Хусейн решил. что этот соблазнитель чуть ли не вдвое старше его и лет ему, должно быть, не менее сорока -сорока пяти.

Омар Хайям глядел прямо в глава своему сопернику. Будто пытался внушить ему некую мысль о благоразумии.

-- Это был ты! -- зарычал Хусейн.

-- Я тебя не видел ни разу в своей жизни, -- сказал Омар Хайям. Голос его был низкий, спокойный и, казалось, немного усталый. Он говорил сущую правду: это какой-то силач пахлаван, а с подобными нечасто приходится встречаться придворному хакиму, по [Х-003] горло занятому своим делом.

-- А рынок? -- сквозь зубы процедил Хусейн. -- Вспомни рынок.

-- Какой рынок?

-- На котором ты купил мою Эльпи.

-- Твою Эльпи? -- Омар Хайям удивленно посмотрел на своего слугу и спросил его: -- Эльпи принадлежит этому молодому человеку?..

Ахмад развел руками, усмехнулся.

-- Не отпирайся, -- сказал Хусейн. -- Ты знал, что она моя, что я следую за нею с самого Багдада, когда бесстыдно рассматривал ее.