Скобелев, или Есть только миг   ::   Васильев Борис Львович

– И то при непременном условии, что текинцы не расслышат подземных работ, – негромко и очень твёрдо продолжал инженер. – Скалу придётся обходить поверху, в аршине над поверхностью.

– Я изменю в приказе только число, – помолчав, сказал Михаил Дмитриевич. – Войска начнут штурм на заре двенадцатого, а до этого будут всячески тревожить противника. Постарайтесь, сапёры, прошу. Ваши аршины – солдатские жизни, Рутковский.

Он попал в непривычное положение, и ему было не по себе. Впервые в его боевой практике решение о реальных военных действиях зависело не от полководца, а от инженерных служб, от их случайностей, мастерства, уменья и, главное, осторожности. Но не изменил ни единой строчки в приказе, поставив в известность о действительных обстоятельствах только командиров колонн. Для остальных оставался прежний приказ:

– Штурм!

Командиры колонн сами внесли коррективы, открыв частую пальбу по всему фронту. Текинцы ответили столь же частым ружейным, хотя и бессистемным огнём: пули то и дело смачно били в брустверы окопов. Но, несмотря на огонь, Михаил Дмитриевич – как всегда одетый в отутюженный белый китель с Георгием на шее и старательно расчёсанной бородой, надушённой английскими, весьма любимыми им духами – уже не мог вытерпеть пассивного ожидания в траншее. Сердито посопев, при ярком солнце вылез на бруствер, несколько картинно выглядя под градом пуль.

– Михаил Дмитриевич, к чему эта бравада?

Доктор Гейфельдер неуклюже вылез вслед за ним, то ли для того, чтобы убедить генерала вернуться в укрытие, то ли от полной растерянности.

– Все должны поверить, что это – сражение, а не его демонстрация. А в сражениях я привык бравировать, в этом вы правы.

– Михаил Дмитриевич, помилуйте, какая-нибудь дурная пуля убьёт вас сейчас!

– Та пуля, что убьёт меня, ещё не вылита, милый друг мой, – усмехнулся Скобелев.

И – накликал. Тотчас же отчаянно вскрикнул солдат, последовавший его примеру и высунувшийся из-за бруствера в аршине от генерала.

– А вот его пуля – уже вылита, – вздохнул Михаил Дмитриевич. – Спускайтесь и вы, доктор, от греха…

Он не закончил фразы: тотчас же грохнул минный взрыв, куски стен южного фаса Денгиль-Тепе взлетели в воздух в тучах жёлтой глиняной пыли. И сразу же колонны Куропаткина и Козелкова стремительно ринулись на штурм. До сей поры атаковал, по сути, только Гайдаров, демонстративно подтаскивая к стенам крепости штурмовые лестницы, чем и отвлёк на себя основные силы текинцев.

Через разрушенную южную стену и многочисленные проломы, ещё до этого появившиеся в результате беспрерывного артиллерийского обстрела, Куропаткин во главе своей колонны ворвался в Денгиль-Тепе. Там началась жестокая рукопашная схватка, в которой был ранен и сам Алексей Николаевич. Однако он, кое-как перевязав руку, не ушёл в тыл, понимая, насколько важно сейчас не давать врагу опомниться.

Колонне полковника Козелкова пришлось хуже. Рванувшись после взрыва вперёд, чтобы отсечь противника от Денгиль-Тепе, его солдаты попали под жестокий обстрел. Козелков был вынужден приказать своим солдатам залечь и отбиваться беглым огнём. Скорее почувствовав, чем увидев эту заминку, Скобелев немедленно вызвал из резерва батальон Апшеронского полка:

– Верните свою честь, апшеронцы!.. Баранов, коня!..

Гайдаров приказал врываться в крепость по штурмовым лестницам. Это был рискованный шаг: текинцы ещё не поддались панике и вполне могли, оставив без внимания колонну Козелкова, обрушить на него ружейный огонь в упор. Могли бы, но Тыкма-сердар внезапно атаковал текинцев внутри крепости в привычном для него конном строю. Его джигиты без выстрела ударили по резервам Коджар-Топас-хана, и текинцы в смятении бросились бежать через восточные ворота.