Великолепная пятерка   ::   Гайдуков Сергей

Парамоныч: лажа (2)



Усадив Олеську в машину, Парамоныч перезарядил ружье и держал его направленным на дверь рославской базы, пока изрядно поцарапанный Вася неторопливо вышагивал по выложенной желтой плиткой дорожке. Потом и Вася поместил свое солидное тело в машину, Парамоныч сел за руль и, выжимая педаль газа, сказал девочке:

— Олеся, у меня к тебе большая просьба... Ты только папе ничего не рассказывай, ладно? Как будто и не было ничего.

— Нопро, — сказала Олеся. — Ноу проблем.

— Вот и славно, — облегченно вздохнул Парамоныч, выводя машину на шоссе. Через некоторое время на базе зазвонил телефон, но снять трубку было некому.



Уничтожение файла



25 октября, в четверг, несмотря на высказанное пожелание следователя не покидать пределы города (а лучше вообще посидеть дома и никуда не высовываться), Борис Романов приехал в аэропорт Шереметьево-2. Он был не один — с дочерью, тринадцатилетней необычно серьезной девочкой, и двумя сопровождающими.

Сопровождающие зорко поглядывали по сторонам, пока Борис оформлял документы. Впрочем, оформлял документы уже не Борис — в его паспорте значилось другое имя. Тринадцать дней спустя эти документы все же пригодились ему. Хотя — и он до сих пор не мог в это поверить — использованы будут только два паспорта из трех. Один так и останется лежать во внутреннем кармане его пиджака. Позже он часто будет смотреть на вклеенную в паспорт фотографию и будет разговаривать с ней, а однажды даже заплачет... Но это будет позже, по другую сторону пограничного и таможенного контроля.

Прежде чем пройти на посадку, Борис обернулся к своим сопровождающим и сказал:

— Ну что ж, спасибо...

— Это еще за что? — спросила Морозова.

— Все-таки спасли мне жизнь...

— Мы не хотели, — сказала Морозова.

— Это вышло случайно, — добавил Монгол. — Побочный эффект.

— Ну и ладно, — не стал спорить Борис, быстро пожал Морозовой и Монголу руки, а потом пошел на посадку.

— Какие-то они странные... — проговорила на ходу Олеська.

— Странные, — согласился Борис и мысленно добавил, что хорошо бы судьба избавила его дочь от знакомств с такими вот странными людьми...

* * *



За шесть дней до этого, 19 октября, в пятницу, после того, как сотрудники ФСБ вместо склада оружия нашли всего лишь один труп, несколько неизвестно кому принадлежащих пистолетов и одного человека, который заявлял о том, что был похищен Службой безопасности корпорации «Рослав», Морозова приехала домой. Она все-таки приехала домой, хотя иногда у нее возникало ощущение, что этого никогда больше не случится и она будет всю жизнь болтаться по конспиративным квартирам, машинам, поездам, офисам, засадам...

Она стащила через голову свитер, скомкала и бросила его на стиральную машину. Потом туда же полетели джинсы. Морозовой хотелось не просто избавиться от этих вещей, в которых она провела весь страшный сегодняшний день, но сжечь их, уничтожить. Некоторое время она сидела, уткнувшись лицом в ладони, и думала, что если что-то и нужно сжечь, так это платье от Донны Каран, купленное Морозовой в состоянии краткого умственного расстройства и очередной депрессии. Выйти куда-то в этом платье было совершенно невозможно, точнее, некуда было в нем выйти. Но оно существовало, и каждый раз, открывая шкаф и натыкаясь взглядом на это платье, Морозова испытывала приступ тихого отчаяния. В этом долгом поединке между нею и платьем кто-то должен был неизбежно пасть жертвой, и Морозова решила, что это будет платье, а не она.

От мыслей об очищающем пламени ее оторвал звонок в дверь. Морозова взяла пистолет и пошла открывать.

— Это я, — раздался из домофона голос Монгола. Морозова не удивилась. Она только лишь с запозданием сообразила, открыв дверь, что стоит перед Монголом в нижнем белье. И с пистолетом.

Впрочем, Монгол не удивился.

— Знаешь, — сказал он, глядя на морозовские коленки. — Я вот тоже не могу дать никаких гарантий...