Смотри на Арлекинов !   ::   Набоков Владимир Владимирович

---------------------------------------------

Набоков Владимир

Смотри на Арлекинов !



Владимир Набоков

Смотри на Арлекинов!

* Часть первая *

1.

С первой из череды трех или четырех моих жен я познакомился при обстоятельствах несколько странных, - само их развитие походило на полную нелепых подробностей топорную интригу, руководитель которой не только не знает о ее истинной цели, но и упорствует в дурацких ходах, казалось бы, отвращающих малейшую возможность успеха. И вот из этих-то промахов он ненароком сплетает паутину, в которой ряд моих ответных оплошностей запутывает меня, заставляя исполнить назначенное, что и являлось единственным смыслом заговора.

В один из дней пасхального триместра моего последнего кембриджского года (1922-го) мне довелось "как русскому" просвещать относительно некоторых тонкостей костюма Ивора Блэка, неплохого актера-любителя, под руководством которого театральная артель "Светлячок" намеревалась поставить гоголевского "Ревизора" в английском переводе. В Тринити у нас с ним был общий наставник, и Блэк умучил меня нудными имитациями жеманных ужимок старика, - представление это заняло большую часть нашего ленча в "Питте". Недолгая деловая часть оказалась еще менее приятной. Ивор Блэк предполагал облачить Городничего в халат, потому что "все это просто приснилось старому прохиндею, верно? - ведь и название "Ревизор" происходит от французского 'reve' то есть 'сон'". Я сказал, что по-моему - идея самая жуткая.

Если какие-то репетиции и происходили, то без меня. Мне, собственно, только теперь и пришло в голову, что я даже не знаю, довелось ли этой затее увидеть свет рампы.

Вскоре после того я повстречался с Ивором Блэком на какой-то вечеринке, и он пригласил меня и со мной еще пятерых провести лето на Лазурном Берегу, - на вилле, которую он, по его словам, только что унаследовал от старенькой тети. В ту минуту он был здорово пьян и, похоже, весьма удивился, когда через неделю или несколько позже, перед самым его отъездом, я напомнил ему об этом щедром предложении, которое, как выяснилось, один только я и принял. Мы оба сироты, сказал я, никто нас не любит, так надо уж держаться друг друга.

Болезнь на целый месяц задержала меня в Англии, и только в начале июля я отправил Ивору Блэку вежливую открытку, извещая, что могу появиться в Каннах или в Ницце в один из дней следующей недели. Я почти уверен, что назвал вторую половину субботы в качестве наиболее вероятного времени.

Попытки дозвониться со станции оказались бесплодными: линия оставалась занятой, а я не из тех, кто упроствует в борьбе с неисправными абстракциями пространства. Неудача отравила мне послеполуденные часы, а это мое любимое время. В начале долгой поездки я уверил себя, что самочувствие мое вполне сносно, теперь оно было ужасным. День стоял не по сезону сырой и хмурый. Пальмы уместны лишь в миражах. Бог весть почему, такси, словно в дурном сне, были неуловимы. В конце концов, я погрузился в тщедушный и душный автобус из синей жести. Всползая по петлистой дороге, где поворотов было не меньше, чем "остановок по требованию", эта колымага достигла места моего назначения за двадцать минут: примерно столько же занял бы пеший переход с побережья - легким и кратким путем, который мне в то волшебное лето предстояло заучить наизусть, камень за камнем, куст за кустом. Впрочем, каким угодно, но не волшебным глядело лето во время той мерзкой поездки! Главная причина, по которой я решился приехать сюда, состояла в надежде подлечить среди "брильянтовых брызг" (Беннет? Барбеллион?) расстройство нервов, порубежное сумасшествию. Теперь в левой доле моей головы размещался кегельбан боли.