Верблюжий клуб   ::   Балдаччи Дэвид

С одной стороны кладбище примыкало к Думбартон-хаусу, штаб-квартире Национального общества колониальных дам Америки, с другой – к невысокому жилому дому из красного кирпича. В течение многих десятилетий это историческое место пребывало в небрежении. Многие памятники оказались поваленными, территория заросла сорняками почти в человеческий рост. В конце концов церковь обнесла старый некрополь изгородью и воздвигла скромный домишко для хранителя кладбища.

Рядом располагался большой и более известный некрополь, именуемый кладбищем Дубового Холма. На Дубовом Холме нашли упокоение многие знаменитости. Однако старик предпочитал кладбище «Гора Сион» – именно из-за той роли, которое оно сыграло в истории США. Врата, ведущие к свободе, вот что это за кладбище.

Начав несколько лет назад трудиться кладбищенским сторожем, он относился к своей работе чрезвычайно серьезно, не жалея сил на то, чтобы содержать территорию и памятники в надлежащем порядке. Коттеджик, полученный им в придачу к работе, стал его первым настоящим домом – первым за много-много лет. Церковь, дабы избежать утомительной бумажной волокиты, платила ему наличными, но плата была столь мизерной, что с нее даже не начисляли подоходный налог. Этих денег старику едва хватало. И в то же время занятия лучше, чем это, он еще не имел.

Старик прошел по Двадцать седьмой улице, сел в автобус и сошел примерно в квартале от места, которое мог смело именовать своим вторым домом. Расположившись под сенью дерева, он извлек из рюкзака бинокль и принялся изучать здание на противоположной стороне улицы. Бинокль был казенный. Он украл его, после того как, честно отслужив своей стране, полностью разуверился в ее лидерах. Своим настоящим именем он не пользовался и вот уже несколько десятилетий именовал себя Оливером Стоуном, [1] что при известном желании можно было счесть неким актом сопротивления.

Приняв это имя, он как бы ассоциировал себя с бунтарем-режиссером, легендарная работа которого бросила вызов официальной трактовке истории. Присвоение чужого имени выглядело для него вполне уместным, ибо этот Оливер Стоун тоже блуждал в поисках истины.

С огромным интересом смотритель продолжал следить в бинокль за происходящим вблизи. Закончив наблюдение, он отправился к своей палатке, поставленной неподалеку, и, подсвечивая себе старым карманным фонариком, аккуратно занес результаты наблюдений в принесенный с собой же дневник. Старик хранил множество дневниковых тетрадей в своем жилище и еще больше – в других потайных местах. В этой палатке Оливер Стоун не оставлял ничего, ибо знал – ее регулярно обыскивают. Он постоянно держал при себе официальное разрешение на установку палатки и на право «протестовать» именно в этом месте, а к своим правам Стоун относился чрезвычайно серьезно.

Выйдя из палатки, он понаблюдал за охранниками, похлопывающими по автоматам и кобурам полуавтоматических пистолетов и время от времени переговаривающимися по рации. Все они его хорошо знали и относились к нему со сдержанной вежливостью, как обычно относятся к людям, способным на неожиданные агрессивные выходки. Ценой невероятных усилий Стоуну удавалось также демонстрировать по отношению к ним знаки уважения. К людям с автоматами следует относиться почтительно. Не будучи конформистом, сумасшедшим он все же не был.

Когда он встретился взглядом с одним из охранников, тот сказал:

– Эй, Стоун, я слышал, Шалтай-Болтай упал со стены. Передай там по цепочке!

Другие охранники, услышав шутку, рассмеялись. Губы Стоуна скривились в улыбке.

– Взято на заметку, – кивнул он.

Как-то ему довелось увидеть, как этот охранник застрелил человека. Справедливости ради следует заметить, что парень первым выстрелил в охранника.