Сокровища на земле   ::   Давыдова Наталья

Надежда Сергеевна накрывала на стол, она теперь постоянно накрывала на стол, стараясь придать ему сходство с опрокинутой витриной кондитерского магазина. Ей вдруг пришло в голову, что Петр Николаевич может захотеть сладкого. Она слушала, что он говорит, и все добавляла конфет к конфетам, халву, рахат-лукум.

Петр Николаевич сказал:

- Японская жена делает натюрморт в супе. Сперва супом любуются и только потом едят. На дне пиалы колышутся-травы, плавают звезды из ярких овощей.

- Хочешь так? - спросила Надежда Сергеевна без улыбки. - Я поняла.

- Чувство юмора, как говорит Арсюша - че ю, великая вещь, между прочим. Ну, Катя, куда пойдем?

- На улицу Горького.

- По улице Горького в пушкинское время проходила Тверская дорога, по ней Пушкин ездил несчетное число раз, по ней его в фельдъегерской тележке доставили в Кремль к Николаю, но мы с вами пойдем по Тверскому бульвару, где гуляла вся Москва и где он в тысяча восемьсот двадцать седьмом году гулял с Римским-Корсаковым, останавливался побеседовать с Зубковым и Данзасом. С левой стороны два дома принадлежали как раз Римскому-Корсакову, фавориту Екатерины. Следующий дом, где Иогель задавал балы, Пушкин бывал у него еще на детских балах, по четвергам...

...Дальше Тишинская площадь, цыганское государство. Тишина и Грузины. Там же в переулочке жил душевнобольной Батюшков, Пушкин навестил его третьего апреля тысяча восемьсот тридцатого года. Знаете, мои милые, лучше, пожалуй, я подарю вам мою книжечку, там все это есть. А когда я поправлюсь, мы пойдем, пойдем и будем ходить много дней подряд. А потом поедем в Ленинград, я давно хочу съездить с вами в Ленинград. Я решил не умирать. Буду лечиться. Умирать не буду...

- Яблочный пирог удался у меня, - сказала Надежда Сергеевна, - я его теперь всегда буду делать. Попробуй.

- Понимаешь, родная, ты права, в том смысле, что нужен воздух, тогда появится аппетит.

Петр Николаевич замолчал, ему трудно было говорить. Но под конец улыбнулся, погрозил пальцем и сказал:

- Катю не обижай, береги. Не ссорьтесь. Оттуда увижу, рассержусь.

- Очень милая шутка, - ответил художник сдавленным голосом, - вполне в вашем стиле.

Катя схватила руку Петра Николаевича, прижалась щекой.

- Запрещенный прием, прекрати, - прошептал художник.

Петр Николаевич услышал.

- Запрещенные не все плохие, есть хорошие. Она знает.

Он погладил Катю по голове.

Он устал, надо было дать ему отдохнуть. Попрощаться и не заплакать. Улыбка - последнее мужество, последняя доброта тех, кто остается жить. Художник увидел, как смотрит Петр Николаевич на Катю, взмахнул рукой и выскочил за дверь. Женщины сильнее в таких испытаниях, а мужеству надо учиться каждый день.

Потом Надежда Сергеевна еще несколько раз предлагала позвать кого-нибудь, Петр Николаевич не хотел. Только ее просил не оставлять его одного, просил:

- Посиди. Я все время один.

- Я все время с тобой. Я выхожу только на кухню.

- Не надо.

- Арсений и Катя звонили.

- Больше никого не хочу. Не могу.

Это и был конец. Не боль, не страдания, не невозможность встать с дивана, а уход этот от людей, от себя, от нее. Он не благодарил ее больше, ни о чем не вспоминал, это был уход и от воспоминаний, он лишь держал ее руку в своей, как держит младенец почти бессознательно теплый палец матери.

Люди, вещи, время, эта сырая холодная комната, которая с ним была живой и прекрасной, уходили вместе с ним.

Его хоронили в сияющий, светлый день, а до того была все время серая, дождливая погода, и Катя подумала, что это дар Петра Николаевича тем людям, которые придут его проводить, еще один его подарок среди всех прочих, еще одна примета его доброты.