Спуск под воду   ::   Чуковская Лидия Корнеевна

Не перед истиной моих вчерашних слов - нет, а просто перед излишне-порывистыми, нервозными разговорами, которые в санатории по меньшей мере неуместны. Ведь все приехали сюда отдыхать, к чему же споры? Будем дышать воздухом и потреблять витамины! Достаточно мы все нервничаем в городе!

Сразу же после завтрака, когда Билибин и Сергей Дмитриевич погрузились в гостиной в мягкие кресла - курить! - я побежала в переднюю одеваться. Билибин поглядел мне вслед, но не встал.

Я одевалась быстро, опасаясь погони. Мне хотелось скорее туда, в сверкающую белизну - и одной. Отпуская позади себя тяжелую входную дверь на блоке, я уже слышала в передней их голоса. Студеный воздух ожог мне лоб, а когда я глотнула его - мне показалось, что я проглотила острый кусочек льда. Хотелось постоять на крыльце, чтобы сразу охватить взглядом студеный блеск, подаренный мне с такой удивительной прямотой и щедростью, - но сзади настигали голоса и я почти бегом перебежала площадку перед домом и мимо домика директора, мимо промерзшего белья - туда, в рощу. Оказавшись на тропинке между высоких пышных сугробов, я, наконец, остановилась и поглядела кругом. Хрупкое слово "сверканье" морщило мне губы. Как оно точно соответствует этому обледенелому узору ветвей! Сверканье. Слово ломкое, как тонкая, острая веточка. Как крохотные зеленые и синие искры, играющие в снегу у подножья берез. От него холодно зубам.

Я медленно пошла по тропе. Сняла перчатку, прикоснулась к сугробу. Сегодня он жесткий: колется его затверделая, сверкающая корка. Словно вылепленные из белой тишины стоят вокруг березы. Вершины их уходят в небо. Кажется, хрупкие белые ветви, прикасаясь к небесному куполу, должны звенеть. Наверное, там, наверху, стоит легкий, трепещущий звон.

Скрип шагов испугал меня: не мои ли приятели? Но нет, навстречу мне, по тропинке, шла девушка в платке, ватнике и валенках. От платка лицо кажется круглым. Краснеют яблоки щек.

- Здравствуйте! - звонко выговорила она и ступила в глубокий снег, отдавая мне тропинку. Кажется, если бы сама береза захотела поздороваться со мной, она произнесла бы приветствие этим морозным, звонким голосом.

Роща скоро кончилась. Далеко впереди на гребне холма зарылось в снег Быково. Перед ним снежной равниной лежали поля, за ним стоял лес. Блестящие, накатанные колеи саней бежали к деревне посреди поля.

...И навестим поля пустые,

Леса, недавно столь густые,

И берег, милый для меня,

догадалась я вдруг и мне стало ясно, что я впервые поняла эти стихи. Вот они про что, вот про что! А этот берег - это берег счастья. Последняя строка вызвала слезы на глаза - слезы, как все сегодня, как воздух, которым я дышала, были колючие.

...милый для меня!

Это о счастье он сказал, быть может сегодняшнем, а может быть уже утраченном, прошедшем.

Скользя по утреннему снегу,

Друг милый, предадимся бегу

Нетерпеливого коня.

И навестим поля пустые,

Леса, недавно столь густые,

И берег, милый для меня.

Эти ск и ст и сн - это скользкий блеск санного пути, пересекающий поле. Сверканье полозьев. А милый берег - это память о счастье.

А может, берег этот от того ему мил, что сейчас они увидят его вместе?

Я пошла санным путем, щурясь от слюдяного блеска. И вдруг подумала: здесь были немцы. Здесь они ходили, по этой дороге, из этой деревни в эту рощу, восемь лет тому назад. Я это знала и раньше, но удивилась этому так, будто только сейчас узнала впервые.

"И навестим поля пустые" - они этой строки не понимали, какое же право они имели ходить здесь, оставляя свои следы на снегу? Для них это было не поле и лес, а территория, местность.

"Навестим" - ведь навещают друзей, а Пушкин сказал это о поле и лесе. Деревья и река были для него как любимые люди.

Внезапно я очень устала... наверное от белого блеска.