Старики   ::   Фолкнер Уильям

- Где такая сила, чтоб его от тебя оторвала? Или возьмешь его тоже?

Но Сэм по-прежнему не глядел ни на Маккаслина, ни на Айка, стоял у двери с лицом, которое не скажет ничего, не выдаст даже возраста, пока не улыбнется.

- Уйти хочу, - сказал он. - Отпусти меня.

- Что ж, - сказал Маккаслин спокойно. - Изволь. Я договорюсь с де Спейном. Когда думаешь перебираться?

- Нынче ухожу, - сказал Сэм и вышел.

На том и кончили. Мальчику шел уже десятый; он нимало не удивился, что Маккаслин не стал возражать Сэму: с Сэмом не спорят. Теперь, на десятом году жизни, он способен был понять и то, как может Сэм с легким сердцем уйти от него и от их лесных дней и ночей. Ведь оба они знают, что эта разлука лишь временная и даже необходимая Айку, чтобы созреть для навсегда избранного дела, к которому Сэм его готовит с первых лет. Как-то вечером они переговаривались на лазу прошлым летом - ждали, пока собаки пройдут круг долиной и выставят на них лисицу; и теперь мальчик осознал, что тот разговор под высокими, яркими звездами августа заключал в себе предсказание, предупреждение о случившемся сегодня.

- Я уже научил тебя охоте в здешних обжитых местах, - говорил тогда Сэм. - Ты теперь ее знаешь не хуже меня. Ты уже готов для Большой Низины. Для настоящей охоты - на медведя и оленя. Через год тебе исполнится десять. Возраст твой напишется в два знака, и придет пора зрелости. Твой папа (с тех пор как Айк осиротел, Сэм называл так Маккаслина, ставя их с Айком не в отношения опеКасмого к опекуну, главе рода, а в отношения сына к родителю) обещал, что тогда и ты поедешь с нами.

- Если правду говорят, что Джобейкер умер, и если у Сэма никого, кроме нас, не осталось близких, то почему ж он уходит в Большую Низину сейчас? спросил

Айк. - Ведь мы поедем туда только через полгода.

- Может, именно потому, - ответил Маккаслин. - Он, может, хочет отдохнуть там от тебя.

Но это Кас острит. Взрослые часто говорят для красного словца, всерьез не принимаемого, как не принял Айк всерьез слов Сэма, что тот поселится в Большой Низине навсегда. Ну, проживет там полгода - не возвращаться же ему через неделю, раз ушел... Притом, по словам самого Сэма, малой охоте Айк уже обучен полностью. Так что все будет хорошо. Вот придет лето, потом те яркие дни после первых зазимков, ударят холода - и уже Айк сядет на козлы с Маккаслином, и настанет миг, и он добудет крови - настоящей, которая сделает его зрелым охотником, и вернется домой вместе с Сэмом, и уже не ребячьей охотой на опоссумов и кроликов займется, а сядет у зимнего очага рядом с охотниками и поведет достойный разговор о прошлых и будущих подлинных охотах.

И Сэм ушел. Пешком, взвалив нехитрые пожитки на спину. Маккаслин предлагал фургон, верхового мула. Но Сэм отказался. Никто не видел, как он уходил. Просто в одно утро хибара, и прежде скудная утварью, опустела окончательно, и стало совсем тихо в кузнице, где и раньше не слишком кипела работа.

Наступил наконец ноябрь, и Маккаслин с Тенниным Джимом собрались на охоту, а с ними и мальчик. Майор де Спейн, генерал Компсон, Юэлл, Бун и старый дядюшка Эш, повар, присоединились к ним в Джефферсоне с шарабаном и еще одним фургоном, и Маккаслин с Айком пересели в шарабан к майору и Компсону.

В лагере их встретил Сэм. Если он и обрадовался им, то ничем не выдал своей радости. И если опечалился, когда через две недели они уехали домой, то и печали не выдал.