Странные люди   ::   Шукшин Василий

Не ехать же обратно в деревню. Давай с самого начала. Помни только...

Зазвонил телефон. Режиссер взял трубку.

- Ну... ну... Да почему же?! Я же говорил!.. Я показывал какие! Тьфу!.. Сейчас я спущусь. Иду, Вася, подожди минут пять... Там путаница вышла... Черти! - Режиссер вышел.

Чудик закурил.

Вбежала красивая женщина с портфелем. На ходу спросила:

- Ну, как у вас?

- Никак.

- Что?

- Не выходит.

- Режиссер просил подождать?

- Ага.

Женщина порылась в столике сценариев, взяла один...

- Может, вам сценарий пока дать почитать? Почитайте пока. Вот тут закладочка - ваш эпизод. - Она сунула Чудику сценарий, а сама с другим убежала. И никакого у нее интереса больше к нему не было.

Чудик положил сценарий на стол, взял цветной карандаш и на чистом листке бумаги крупно написал:

"Нет, не выйдет у нас. С пр. Василий".

Домой Чудик пришел часу в шестом. Шел и ясно себе представил, как он сейчас весело расскажет, как он чуть было не стал киноартистом. Как все будут от души смеяться. (Немое изображение: Чудик рассказывает брату, его жене, детям, показывает, как они репетировали с режиссером; все покатываются со смеху, даже маленький в разрисованной колясочке.)

Чудик дорогой улыбался сам себе.

Едва он ступил на крыльцо братниного дома, как услышал: брат Дмитрий ругается с женой. Собственно, ругалась одна Софья Ивановна, а брат Дмитрий только повторял:

- Да ну, что тут!.. Да ладно... Сонь... Ладно уж...

- Чтоб завтра же этого дурака не было здесь! - кричала Софья Ивановна. Завтра же пусть уезжает! Чтоб духу его тут не было!..

- Да ладно тебе!.. Сонь...

- Не "ладно"! Не "ладно"! Пусть не дожидается - выкину его чемодан к чертовой матери, и все!

Чудик поспешил сойти с крыльца... А дальше не знал, что делать. Ему стало больно. Когда его ненавидели, ему было очень больно. И страшно. Казалось: ну, теперь все, зачем же жить? И хотелось куда-нибудь уйти подальше от людей, которые ненавидят его или смеются.

- Да почему же я такой есть-то? - горько шептал он, сидя в сарайчике. Надо бы догадаться: не поймет ведь она, не поймет народного творчества!

Он просидел в сарайчике дотемна. И сердце все болело. Потом пришел брат Дмитрий. Не удивился - как будто знал, что брат Василий давно уж сидит в сарайчике.

- Вот... - сказал он. - Это... опять расшумелась. Коляску-то не надо бы уж.

- Я думал, ей поглянется. Поеду я, братка.

Брат Дмитрий вздохнул... И ничего не сказал.

Домой Чудик приехал, когда шел рясный парной дождик. Чудик вышел из автобуса, снял новые ботинки и побежал по теплой, мокрой земле - в одной руке чемодан, в другой ботинки. Подпрыгивал и пел громко:

Тополя, тополя-а...

С одного края небо уже очистилось, голубело, и близко где-то было солнышко. И дождик редел, шлепал крупными каплями в лужу; в них вздувались и лопались пузыри.

В одном месте Чудик поскользнулся, чуть не упал.

Звали его - Василий Егорович Князев. Было ему тридцать лет от роду...

Миль пардон, мадам!

Сельсовет. Непомерно большие, мягкие кресла, большой стол, большие диаграммы, плакаты на стенах...

В кресле, почти утонув в нем, ежится Бронька Пупков. Над ним - строгий предсельсовета, в новенькой военной гимнастерке, при ордене Красной Звезды и трех медалях.

- Ну, так што будем делать-то? Бронислав?..

Бронька морщится.

- Ну, што, што?

- Долго будем историю искажать?

- Та-а...

- Не "та-а", не "та-а"... Ты скажи прямо: прекратишь это или нет?

-Та-а чего там!..

- Ничего! Ты дурак или умный? Для чего тебе это надо?

- Ну, все, прекратили. Ты у нас один - умница. Еще дураком обзывает...

- Кто же ты!

- Если ты председатель сельсовета, так тебе можно оскорблять личность? Врежу счас пепельницей... за оскорбление...

- Ты историю оскорбляешь!.. Я же тебя счас посадить могу...

- Скажет. Интересно, по какой статье?

- За искажение истории...

- Нет такой статьи.